- Всего в бумаге не напишешь. Тем более при бумаге живой человек. Расскажет, что к чему, - сказал Нестеров, смягчая приговор, который вынесла Калинкина письму военкома.
- Это вернее и надежнее. С этого и начнем. - Калинкина вдруг так весело рассмеялась, что от ее строгости и помина не осталось. Лицо ее стало еще восхитительнее, потому что и в огромных глазах, и на щеках, и на губах изящного рта появилась лукавинка, за которой угадывалось буйство, сила, удаль молодости, таившиеся в ее натуре. "Ой-ой!" - только и сказал себе Нестеров.
- У вас тут до войны жил учитель, заведующий школой, - проговорил Нестеров, дивясь про себя стремительной смене выражения лица Калинкиной. Только что весело смеялась, напомнив ему озорную девчонку, и вот уже снова строга и недоступна. - Фамилия его была Перевалов Иван Алексеевич. Вы не скажете, остался кто-нибудь из его семьи?
- Остался.
- Кто же?
- Я осталась.
- А вы кто ему?
- Была жена. А после Сталинграда - вдова.
- Вон как!
- Да, вот так.
8
Солнце катилось по горизонту, превращая на мгновения воду в озере в литое золото, стекла в парнике - в пылающий костер, макушки кедров - в красно-медные купола соборов. Заглянуло оно и сюда, в колхозную контору. Вот в распахнутое окно хлынул багряный свет, облил аккуратно прибранную в тугую прическу на затылке голову Калинкиной, ударил в глаза Нестерову, высветил все его ранние морщинки на круглом лице, нажитые на фронте, коснулся темно-русых волос с легкой сединкой на висках, пронзил, не пощадив перед ней, перед Калинкиной, и того несовершенства, которое было у левого уха, - осколком снаряда верхняя его кромка была вырвана, и краснота, образовавшаяся на раковине, никак не проходила.
Солнце скользнуло по железу председательского сейфа, по глянцевым рамкам портретов и, стремглав прыгнув к потолку, к пузатой висячей лампе, тихо, дрожа лучиками, загасло.
Через полчаса на деревню пополз из кедровника прохладный сумрак. Улица ожила. Прошло стадо со звоном боталов, со щелканьем Пастухова бича, с топотом копыт, с мычанием. Потянуло запахом парного молока, травы, навоза.
Нестеров рассказал Калинкиной о Степане Кольцове, о знакомстве того с ее мужем, учителем Переваловым, о завещании Степана отыскать следы экспедиции Тульчевского и двинуть дело дальше. Родине, разоренной фашистами, позарез требуются и золото и ртуть. А вдруг вся история экспедиции не легенда, а факт?
Калинкина выслушала Нестерова, боясь пошевелиться. Так все было для нее неожиданно, интересно, ново, огромные глаза ее вспыхивали, как зарницы на вечерней зорьке, и Нестеров чувствовал, что Калинкину захватывают какие-то свои размышления.