Арабская поэзия средних веков (Имруулькайс, Маджнун) - страница 55
Где однажды заметил печальную Лейлу в окне.
Сколько там ни бродил, ни сидел на забытой скамейке —
Все я не находил к моей Лейле надежной лазейки.
Но меня, очевидно, увидела также она,
Потому что веревка спустилась ко мне из окна.
Очутившись вдвоем после долгой, тяжелой разлуки,
Мы печально сплели задрожавшие, жаркие руки.
А в покоях курился неведомый мне аромат.
И любви нашей тайну хранить я поклялся стократ.
Утолила ты боль, истерзавшую всю мою душу.
Но, как страсть ни сильна, воли милой вовек не нарушу
Верность мужу хранила жестокая Лейла моя,
Хоть любви не таила и слезы лила в три ручья.
Ночь прошла. Петухи прокричали в рассветном тумане.
Поцелуй — как бальзам на смертельной, пылающей ране
Где-то ржавые петли на старых заныли дверях.
И тогда возвратился ко мне отрезвляющий страх.
«Как уйти?» — я спросил. Мы позвали Джануб. И веревка
Появилась опять, — велика у плутовки сноровка.
«Что со сторожем делать?» Но Лейла пожала плечом:
«Проскользнуть постарайся. Но действуй, коль надо, мечом.
Живо шею секи, без раздумья — с единого маха!»
И шагнул я в окно, положившись на волю Аллаха.
Обомшелые камни дрожали под робкой ногой,
Больно в тело впивался веревочный пояс тугой.
Этот замок высок — он горы твердокаменной выше,
И не всякий орел долетел бы до шпиля на крыше.
Высота этой башни вошла в мою память навек:
Став на плечи друг другу, сравнятся с ней сто человек!
Но, спустясь наконец, воротил я присутствие духа.
Грозных стражей боясь, навострил оба глаза и уха.
Но кругом было тихо. Махнул я прощально рукой
И пустился в дорогу, дрожа после встряски такой.
Только в доме родном, только дверь изнутри запирая,
Я опомниться смог и почувствовал радость без края.
Нескончаемо пела в ликующем сердце она
И в сознанье кипела, как светлая чаша вина.
Я подумал о том, как уснувшая Лейла прекрасна.
Пусть храпит ее муж, полагая, что ночь безопасна!
Без пощады обманут, как многих обманывал сам,
Пусть храпит он все громче, не ведая счету часам!
Пусть он дрыхнет, герой, позабывши о зренье и слухе,
Просыпаясь порой только лишь от урчания в брюхе!..
Отпусти мне, о боже, мой самый безвинный из всех
Целомудренной ночи невольно содеянный грех!
Джарир
Перевод Н. Воронель
«Дохнул в долину ветер медленный…»
Дохнул в долину ветер медленный, стирая память о былом,
Как плащ красавицы из Йемена, он прошуршал в песке сухом.
Пусть даже каждый, кто мне встретился, со мною встречи не желал,—
Спеша за ней и не заметил я, что всех в пути я растерял.
Зачем напрасно упрекать меня за страсть к возлюбленной моей:
Ведь я, упреки ваши слушая, люблю ее еще сильней.