Некоторое время полицейский медлит.
– Думаю, не помешает, – говорит он и встает.
У меня даже нет сил, чтобы беспокоиться. Тоже встаю, осторожно. В больнице выяснили, что перелома нет, сильный ушиб, но рабочая нога у меня пока одна, а с костылями я пока еще не очень освоилась, к тому же растяжение на правой руке еще толком не прошло. Полицейский открывает передо мной дверь. Выхожу из комнаты, которую мысленно назвала допросной, хотя официально это был не допрос, а «опрос». В этот момент по коридору проходит Юлиан. Сердце мое начинает учащенно биться, и я ничего не могу с этим поделать. Но он избегает моего взгляда, вежливо протягивает руку, поворачивается к коллеге.
– Нашли ее мобильный телефон, – говорит он.
Облегченно вздыхаю.
– Разговор записался? – спрашиваю я.
– Специалисты сейчас изучают файл. Но вроде бы все в порядке.
Полицейский, имени которого я так и не помню, прощается со мной, и мы остаемся с Юлианом наедине. Вспоминаю наши объятия на лужайке, стараюсь об этом не думать. Как только приехали полицейские, которых он вызвал, Юлиан сразу же отошел от меня, смутился. Стал снова называть на «вы». И с тех пор избегает смотреть мне в глаза.
– Линда, – говорит он, а звучит как будто «прощай».
– Привет, – глуповато говорю я, пытаясь встретиться с ним взглядом, но он не дает мне ни единого шанса, поворачивается и исчезает за дверью своего кабинета.
Он ведет себя так странно и неуклюже, потому что на самом деле считал меня убийцей сестры и ему теперь стыдно? Возможно. Наверное, поэтому он так ни разу и не объявился с той ночи, когда мы сидели вместе. Вспоминаю, что говорил Ленцен тогда, у меня дома: «Доля сомнения всегда остается». Как хорошо, что признания Ленцена на моем телефоне положат конец всем сомнениям. Ковыляю на костылях по коридору комиссариата и вдруг слышу за спиной знакомый голос.
– Здравствуйте, фрау Михаэлис.
Кое-как оборачиваюсь. Передо мной Андреа Брандт. Она не особенно изменилась. Разве что теперь улыбается, правда, едва заметно.
– Слышала, что произошло ночью, – говорит она. – Вам следовало бы предоставить это все нам.
Прошлая ночь. Не сразу понимаю, о чем она. Все это уже позади.
Ничего не отвечаю.
– Ну да, как обычно, – говорит Андреа. – Рада, что с вами все в порядке.
– Спасибо.
Показалось, что она хочет еще что-то сказать. Может, только сейчас она поняла, что пару месяцев назад она со мной говорила по телефону. Свидетельница, которая позвонила, а потом положила трубку. Но она лишь слегка пожимает плечами, говорит мне: «Всего хорошего!» И уходит.
Продолжаю ковылять, добираюсь до выхода, оглядываюсь. Принимаю решение. Переставляя костыли, шаг за шагом, думаю, сколько всего надо сделать. Поговорить с адвокатом. С родителями. Забрать Буковски. Позвонить в издательство. Литературному агенту, чтобы она была в курсе, когда начнут звонить из газет. Выспаться. Принять душ. Подумать, где жить. Потому что возвращаться в свой дом не хочу, по крайней мере, какое-то время – последний раз, когда я вошла в него, он не выпускал меня больше десяти лет. Надо поговорить с кем-то по поводу моих панических атак, которые теперь, когда худшее позади и речь уже идет не просто о выживании, становятся большой проблемой. Столько всего надо сделать. А вместо этого я стучу в дверь, за которой скрылся Юлиан, и распахиваю ее.