Сверху точно падают абордажные крючья: все на дерево, ни один на живое мясо.
Раненых, подняв каждого вдвоем-втроем, споро передают на борт, не так уж он и высок, куда шаику до галеры. С облегчением Бал видит, как Айше и ее сосед передают на шаик Пардино тоже, причем тот шевелится, жив он.
И снова спасибо, о Аллах!
Остальные мгновенно перемахивают сами, даже рыцарь послушания, со своей-то поврежденной рукой. Джанбал дернулась было подсадить Айше, ведь та, единственная из всех, корабельно-лодочную премудрость прежде не постигала, но ее уже втащили наверх.
А в следующее мгновение Бал втащили тоже, хотя она-то нуждалась в этом менее всего. Едва успела положить руку на борт, как огромная лапища накрыла ее – и выдернула девушку наверх, словно пойманную рыбешку.
– Сдурел?! – гневно прохрипела она Ламии, потирая запястье.
– К парусу, – хмуро скомандовал он.
И Бал повиновалась, как ей самой давеча повиновались все в лодке.
Вдвоем они поймали ветер сразу – и шаик рывком кинулся вперед, словно прыгнул. Но грести на нем не перестали: наоборот, все спасенные, кроме тех, кто был ранен, тут же рассредоточились по веслам, благо за них можно взяться и попарно.
А за кормой, пусть не так уж близко покамест, реял стяг с песьеголовым зверочеловеком на нем. И гулко, за сотни шагов не теряя в силе звука, бил галерный барабан, отмеряя такт для кандальников на гребной палубе. Ду-дут! Ду-дут! Ду-дут!
Но ветер свеж, парус надут упруго, а шаик много легче галеры. И гребцы на нем не жалеют себя, выкладываясь больше, чем может заставить плеть надсмотрщика.
Потому что жизнь без свободы – ничто.
Джанбал обмотала таль вокруг планшира: она не Ламии, чтобы сколько-то долго удерживать его просто на руке. И только теперь вырвала у времени кусок, чтобы взглядом поискать родного брата и названную сестру.
Двух взглядов не потребовалось: Джанбек, туго перетянутый вокруг ребер вчерашней повязкой, и Айше, все еще обнаженная до пояса, оказались рядом, на одной гребной скамье. За одним веслом. Плотно прижавшись друг к другу голыми плечами и сливаясь в ритме гребных взмахов.
Может быть, даже точно, во дворце искусству кюрекчи и вправду не учили, но бывшая принцесса мгновенно сумела приноровиться к движениям своего соседа. Так что вдвоем они сейчас составляли одного полноценного гребца.
* * *
Для того чтобы уместить дальнейшие события, времени не потребовалось урвать у самого себя большой кусок. В крайнем случае столько, сколько занимает чтение обеденного намаза… хотя иные торопыги и его ухитряются вдвое быстрее прочитать, но будут они горько удивлены на том свете, когда узнают, что все эти поспешные молитвы не зачлись им