– За то, что ты назвал меня принцессой.
Бек поперхнулся. Недоверчиво глянул на нее.
– Я давно уже не принцесса… – Девушка продолжала говорить шепотом. – Я теперь кто-то иная… Внучка султана, дочь шахзаде и санджак-бея – все это ушло и не вернется. То, что ты был сыном отцовского телохранителя, тоже ушло. И если это раньше лежало между нами, как лежал меч меж сипахи Тристрамом и его Иссоте…
– Я знаю историю доблестного Тристрама и прекрасной Иссоте. – Голос Джанбека тоже упал до шепота.
А потом их швырнуло друг к другу.
– Ты мне не отец… – тихо произнесла Бал.
Ламии молча повернулся к ней.
– Не отец… И не брат…
В самом деле, кто же он ей? Много лет Джанбал росла, уверенная, что знает ответ на этот вопрос. Да и задаваться им не приходилось: она – маленькая девочка, Ламии – взрослый мужчина, большой дядька… они, близнецы Джан, зовут его братом, брат же он и для их отца с матерью, но это так только называется: побратим, чья дружба крепче уз кровного родства, родства-то этого как раз и нет…
Но вот она уже взрослая девушка в возрасте брака, а он… Он – не просто взрослый мужчина, он на самом-то деле молодой мужчина. С Джанбеком они по-прежнему братья, побратимы, равные… капудан Хич Кимсе, один на двоих и из двоих.
Но вот она Ламии не сестра, даже если он брат ее брату.
Бал протянула руку и коснулась плеча Ламии. Он отшатнулся было, но замер на полудвижении.
– В дастанах говорят… – задыхаясь, шептала она, чувствуя, как по телу разливается блаженный огонь, – говорят – «многодневной рекой лилось счастье, сорок дней и сорок ночей длилось торжество свадьбы, наконец на сорок первую ночь вступили влюбленные в брачный чертог и достигли предела своих желаний»… Нет у нас сорока дней и сорока ночей. Только эта ночь…
Ламии уже стоял. Она тоже встала.
Простыня комом упала на песок. Обнаженная, Джанбал шагнула к Ламии.
Мужчина подхватил девушку на руки, будто пушинку.
Бал закрыла глаза, отдалась поцелуям, шепоту, прикосновениям. Руки Ламии были как ласковое железо.
Легкий плеск плавно набегающих на берег волн. Блики лунного света, пляшущие на нагих телах: мужском, в буграх непродавимых мускулов, словно отлитом из темной бронзы, и тонком девичьем, гибком, напряженном – из светлой.
Джанбал услышала свой стон – и тут же, как крик-близнец, откуда-то со стороны бассейна донесся такой же стон, явственно слышный в тишине летней ночи.
– Что это…
– Молчи. – Ламии закрыл ей рот поцелуем.
Но Бал и сама поняла: ее брат, настоящий брат, и ее названная сестра – они тоже «достигли предела своих желаний» в этот же самый миг.