Душа моя, сестра моя, прости меня еще раз. Эта половина как раз равна тем деньгам, что у нас оставались. Не могу отказаться, не смею передумать: такой шанс судьба дает лишь единожды. Только сейчас Аллах распорядился так, что некое око можно закрыть всего лишь серебряным веком, не золотым.
Калам и бумагу взяла прямо в бедестане, в писарском уголке. Там же начала и завершаю это письмо. Домой забегу лишь для того, чтобы оставить его, переодеться и взять серебро. Да сделает Аллах так, что ты к тому времени еще не вернешься. Иначе отговоришь или просто не пустишь меня. Но если все пойдет, как я задумала, то тебе просто не успеть.
Как воровка, оставляю тебя без гроша в чужом городе. И за это тоже прости меня – а уж я себя не прощу всю оставшуюся жизнь, сколько ее ни будет, пускай даже до завтра. Но, может быть, это к лучшему, что я уношу все серебро: отправляйся домой сразу, даже если придется идти пешком. Знаю и верю: ты дойдешь, у тебя все будет хорошо.
В последний раз прошу простить меня, хотя бы ради твоего брата, моего любимого на все времена супруга. А его о прощении даже не осмелюсь молить.
Твоя сестра, подруга, проклятье твое и обуза…»
Имя в конце письма Айше все-таки не поставила, не настолько она сошла с ума. Но вообще – сошла.
Хотя бы только потому, что могла предположить, будто Бал, с самого начала ведущая их дела, все оставшееся серебро в известном им обеим тайнике прячет, а с собой у нее ровным счетом ничего нет. На самом-то деле у нее поболее чем ничего. В пересчете части серебра на золото – даже больше, чем в том тайнике.
Еще и потому сошла с ума, что думает, будто ее сестра сейчас все бросит и побежит спасать свою драгоценную шкуру. Тогда бы и два года назад вообще начинать нечего было…
Кяйя кадыны Сельви-ханум. На сельви, кипарис, она не похожа вовсе, разве что на бочонок из кипарисовых досок, невысокий и округлый. Значит, она и наемом служанок-сказительниц тоже ведает?
Не очень понятно, кто на том подворье «человек Михримах». Ясно лишь, что есть такие. Но они ведь тоже могут иметь свой интерес, отличный от интересов султанской дочери… Хотя бы просто денежный.
Ох. «Сводная племянница: девочка, которую мой брат, ее отец, назвал в честь нашей с ним тетки»… Ох. Ой!
Михримах-младшая, Михримах-маленькая, вот это кто. Дочь шахзаде Баязида. И вправду совсем еще маленькая девочка, то ли пять ей, то ли семь самое большее.
Она, конечно, тоже потомок Хюррем-роксоланки. Наверное, ее для того в Истанбул и привезли: чтобы познакомиться с бабушкой. Ведь родилась Михримах-маленькая уже после отъезда шахзаде Баязида из столицы столиц…