– Ой! – спохватывается девочка. – Прости меня, Гёксель-ханум, я совсем забыла…
Хорошая девочка. Очень хорошая, если к служанке «ханум» обращается. Для дочери шахзаде это даже слишком вежливо…
Совсем уж удивиться у Бал по-прежнему нет времени: другая дочь шахзаде, Айше, поднимает взгляд – и их глаза встречаются.
Взглядами можно говорить. Можно кричать от ярости или боли. Можно умолять о милости или даровать прощение. Можно все.
«Я не могу! – шепчут зрачки Айше (маленькая Михримах все еще сидит в обнимку с ней: хотя и извинилась перед служанкой, но никуда не пошла, Гёксель-ханум сама поспешила к ней с золотым блюдом, уставленным всякими вкусностями). – Я не знала, что это будет так! Я не хочу! Я не сумею!»
Рука ее тянется к груди, прикасается к вороту – и тут же отдергивается. Да, конечно, Айше обыскали не тщательнее, чем саму Бал, кинжал на шейной тесьме все еще при ней. Слезы моря, камень терпения – рукоять его, слоновая кость – его ножны, острейший дамаск – клинок его.
«И не надо», – отвечает взгляд Джанбал.
«Забери меня отсюда! Уведи!»
«Сейчас. Сегодня же».
– Так что же ты мою дочь не режешь?
Это сказано не через зрачки. Голос настоящий, звучный и уверенный, мужской. Нетерпеливый. И, конечно, говорить так тут может только один человек.
– Что же, говорю, ты не пытаешься ее зарезать? Или хотя бы заслониться ею, приставить лезвие к ее горлу: мол, расступитесь, не то…
Бал вдруг ощутила позади себя чье-то присутствие. Не оборачиваясь, рысьим прыжком метнулась вперед – приземлилась прямо посреди комнаты, в трех шагах от Айше с девочкой, и увидела, как рука Айше повторяет недавнее движение к вороту. Только на сей раз стремительно, без дрожи.
Еще миг – и воздух прорезал летящий блеск: дочь шахзаде Мустафы, все так же сидя на полу в обнимку с Михримах-младшей, одним движением выхватывает из-за пазухи кинжал и, не вставая, мечет его в шахзаде Баязида.
Между ней и ним не более пяти шагов.
Время останавливается. Нет, оно напрягается, как жильная тетива лука; плывет и тянется, как патока в голосе Гёксель-ханум (та сейчас пронзительно визжит, но этот звук существует словно бы отдельно). Медленно ползет через мгновения и шаги кинжал; выскакивает кто-то из потайной двери позади Айше; кто-то другой, ранее бывший за спиной Джанбал, кидается на нее столь же стремительно и медлительно разом, движением пловца протискиваясь сквозь загустевший воздух…
Нож, даже специально предназначенный для метания (а бебут все же не таков) – не самое страшное на этом свете. На тренировках они с братом в трех случаях из пяти успевали отбить метательный клинок саблей, в семи из десяти – уклониться. Баязид – воин. Он учился дольше, чем они, и выучился большему. Видно, что он отслеживает полет кинжала, определяет, куда тот направлен – не в лицо, не в шею, – и… даже не предпринимает попытки уклониться. Хотя направлен кинжал в грудь. В левую ее сторону.