– Не в опасности дело… – Яхья-эфенди задумчиво покачал головой. – Как раз от нее я бы сумел вас обеих защитить. Тут другое. Видишь ли, нужно прожить свою жизнь, а не чужую. Жизнь, в которой ты и твоя сестра будете не младшими помощницами в некой усадьбе на Бешикташе – замечательными помощницами, дорогая! – а самими собой.
– Я могла бы остаться самой собой и здесь, – решительно возразила Бал.
– Это тебе сейчас так кажется, девочка… Но быть самим собой означает, помимо прочего, быть главным человеком для тех, кто для вас главные люди. Так что совсем немного дней оказалось мне суждено провести с моими внучками… прости уж, дорогая, что я вас так называю… Ну все, иди гуляй!
И он отослал ее словно бы нетерпеливым жестом руки, действительно как отправляют гулять совсем маленького ребенка. После чего повернулся к столику со стопкой бумажных листов и пеналом, полным очиненных Джанбал каламов: с толщиной пера в восемь волосков для мелкого шрифта, шестнадцать – для обычного, двадцать четыре – для заглавных росчерков…
Ссутулился.
Выходя из комнаты, девушка была уверена: на глазах у него слезы.
А потом Бал ощутила слезы и на своих глазах, с пронзительной ясностью осознав: сейчас она видела Яхью-эфенди в последний раз.
Поверхность Золотого Рога блестит, как зеркало. Солнце старается, словно ему особо заплатят, если оно разгонит с набережной всех людей.
Оно почти преуспело. Пираты не считаются, да ведь их тут как таковых и нет, есть лишь их головы, развешенные на крюках, вделанных в стену набережной. Не считаются и корабли: они вообще не на земле, а на воде.
А все же не видать солнцу обещанной награды. Вон две девичьи фигурки стоят у парапета – и никуда не уходят, хотя воздух струится жарким маревом, тает, как медовый шербет, зыбок и неясен он. Знойный полдень накрыл столицу столиц плащом даже более непроницаемым, чем ночной мрак. Каждый, кто видит сейчас этих двух девушек на набережной, на самом солнцепеке, может усомниться, не напекло ли ему голову так, что начала вдруг мерещиться всякая несуразица.
Но вообще некому смотреть.
– Мы будем стоять так, пока не высохнут твои слезы? – осторожно спрашивает Айше. Подруга не поделилась с ней причиной своей грусти.
Джанбал молчит. Смотрит на воды Золотого Рога. Это торный путь для больших кораблей и малых суденышек.
Вон скользит вдоль берега щегольски яркая галера, красуясь, словно наложница в богатом доме. Туго рокочет барабан, отмеряя ритм весельных взмахов. Здесь, в пределах столицы, на столь изящно-игрушечном судне, может, и вольнонаемные гребцы, но все равно неприятно смотреть на любую галеру: поневоле кажется, будто под флагом Псоглавца она.