Далеко тянется за галерой пенный след, как пыльный шлейф за всадником, в сушь скачущим галопом по немощеной дороге. Он даже растаять не успевает полностью: где-то вдали на него наступает меньшее судно, идущее под парусом. Да, поистине тесно кораблям в Золотом Роге, узки для них его просторы.
Лежит Золотой Рог в теснине облицованных камнем берегов, как изумрудное покрывало, по бокам отороченное белой бахромой пены. Сварливо кричат, ссорятся в воздухе чайки: им и жара не в жару.
– «Адсыз» высматриваешь, – понимающе кивает Айше. – Нет здесь его. Вон тот кораблик – вообще не шаик, а… Ой, забыла. Подскажи, ты же лучше в них разбираешься!
– Байда. – Это первое слово, которое произнесла Бал после того, как они вышли из усадьбы Яхьи-эфенди.
– Ну вот! – Айше украдкой переводит дух, довольная, что заставила названную сестру заговорить. – А я уж думала, ты язык свой дома оставила, прежде чем вытаскивать меня на жару. Мозги-то точно оставила…
– Дома… – странным голосом произносит Джанбал. – А где он, наш дом?
– Яхья-эфенди сказал, – Айше в недоумении оглядывается на утопающие в далекой зелени улицы Бешикташа, – что у него в усадьбе мы всегда…
– Да, он сказал. И не только это. А ты сама что скажешь? Хочешь этого? Желаешь провести тут всю свою жизнь? Кто для тебя в этой жизни главный человек?
– Яхья-эфенди в своей величайшей доброте простит, но не он, – перед ответом Айше не колебалась даже мгновения. – А кто именно – ты знаешь… Росла с ним вместе с первого дня своей жизни.
– Знаю. И для меня главный тот, кто был рядом с первого дня моей жизни… Только я все шестнадцать лет этого не понимала.
Она вдруг замолчала. Далекое суденышко уже не было таким далеким: вот-вот до него камнем можно будет добросить. Действительно не шаик, а байда, небольшая, верткая, совсем незнакомая… на парусном ходу… необычно высока у нее мачта, парус тоже широк более обыкновенного…
Тот, кто за парусом, совсем юн. А тот, кто сидит у кормила… Жаль, что он сидит: вот если встанет, тогда можно будет сказать что-то определенное… Но пока видно лишь, что ростом он много выше среднего.
И третий кто-то лежит в тени, под кормовым навесом: должно быть, хозяин этой ладьи. Не жарко ему под меховым покрывалом… Вот он, как видно, не в силах улежать, зашевелился, не скидывая это покрывало. Насторожился.
Насторожил уши: рысьи уши с кисточками! А покрывало он точно не скинет, он им всю жизнь покрыт – и этих жизней у него еще целых шесть в запасе…
– Помнишь, как ты хотела стать птицей, а стала рыбой? – уголком рта прошептала Бал.