IV
Когда я впервые предстал в Виндзорском дворце перед королем Англии, сердце мое затрепетало в груди, ибо он отличался могучим ростом и величественной осанкой, а его ясные голубые глаза горели как пламя. Вначале он немилостиво посмотрел на меня, но тотчас же понял, в чем дело, скорее при взгляде на преподнесенный ему арбалет, чем из моей запинающейся речи; взяв арбалет, он вложил стрелу, натянул тетиву и, подойдя к открытому окну, выстрелил в ворону, сидевшую на неподвижном – ветра не было – флюгере дворцовой башни. По лицу его пробежала веселая улыбка, когда он увидел, как флюгер завертелся и птица свалилась на кровельный желоб.
Он еще раз испытующе потрогал пальцем тетиву и спуск и затем посмотрел на меня довольным взглядом.
– Это искусно сработано, парень, – похвалил он мою работу. – На, снеси в мою оружейную и представься оружейному мастеру в качестве моего слуги, ибо ты останешься при моей особе, немец, и будешь носить за мной на охоту арбалет.
Возражать не приходилось, если бы даже мое сердце и не лежало к тому, чтобы попытать, как высшей удачи, счастья на королевской службе.
Не успел король окончить своих слов, как в комнату вбежал его третий сын, подросток Ричард, с радостными криками:
– Отец, смотри, вот норманские жеребцы. Великолепная порода!
И король Генрих дал увлечь себя своему любимцу.
Тут выступил из глубокой ниши, где он сидел, незамеченный мною у мраморного стола, заваленного бумагами, бледный человек благородного вида, в драгоценных одеждах, красиво и спокойно ниспадавших с плеч, и подошел ко мне, как будто и ему также хотелось познакомиться с моим изобретением. Это был канцлер. Я повторил ему свой урок с большим смущением, верите ли мне, чем перед королем; меня охватила робость, когда он, внимательно вслушиваясь в мои слова, дал мне высказаться До конца. Мне казалось, что мои речи, теряющиеся в этом высоком сводчатом зале, звучат слишком смело и громко.
– Ваша милость, – закончил я, – вы ведь ученый, и вряд ли вас радуют предметы военного обихода.
Он опустил темные глаза и приветливо ответил:
– Я люблю мысль и искусство, и мне по душе, когда разум одерживает верх над кулаком, и когда слабейший издалека настигает и побеждает сильнейшего.
Этой прекрасной и проницательной похвалой арбалету, господин мой, канцлер, помимо своей воли, поймал меня на удочку, и я бы выразил в благодарных словах восхищение перед его мудростью, если бы мог преодолеть свою робость перед этим бледным и нечеловечески умным лицом.
Войдя в оружейную, я увидел там оружничего, седовласого норманна, превышавшего меня ростом на целую голову. Господин Ролло встретил меня высокомерно и пренебрежительно, но тем не менее, занялся подробно моим изобретением, ибо он был лучшим знатоком военного снаряжения в Англии. Он процедил сквозь зубы нечто вроде похвалы и в конце концов одобрил мою мысль. Когда он спросил меня затем о моем происхождении и узнал, что я родился неподалеку от Швабского моря, он удостоил меня внимательным взглядом из-под наморщенного лба.