– Верные люди швабы, – сказал он, – такие-то и нужны здесь, при дворе. Если будешь держать себя честно, немец, то у тебя не будет недостатка ни в милостях, ни в наградах. Ты поступаешь на службу к могущественному государю.
И он принялся восхвалять в пышных словах свойства норманских королей и перечислять их владения и государства.
– По сю и по ту сторону моря простирается их власть, – похвалялся он, – и что раз ими захвачено, того они уже не выпустят из рук.
При этом он показал на кольчуги и шлемы Завоевателя и его сына, висевшие по стенам длинного зала на первом месте в нескончаемом ряду доспехов и оружия.
– В одном лишь, – заметил он, покачивая головой и не позволяя мне притронуться к заржавленной стреле, лежавшей под доспехами второго короля на каменном выступе, – в одном лишь их преследует неудача. Высокие особы всегда худо завершают жизнь. Вот эта стрела – только богу и дьяволу известно, кто ее пустил, – прервала жизненную нить короля Вильгельма Рыжеволосого в разгаре его веселых охотничьих потех. Но что же из того? У блистательных светил бывают кровавые закаты.
С этих пор я стал выезжать следом за моим господином и королем на охоту и военные дела, и при этом нашел его таким, каким он представился мне в первый же день нашей встречи: в расположении духа – изменчивым, как апрель, резким, нетерпеливым, вспыльчивым, страшным в гневе и в то же время общительным и ласковым – настолько, что в хорошую минуту можно было отважиться на шутку, причем иной раз мой высокий повелитель, вместе со своею свитою, потешался до слез.
Но если мне удалось из конюшен и оружейных проникнуть в прихожие и если под конец мне было позволено, как псу, ложиться на пороге королевской спальни, то произошло это не сразу и не вдруг, а мало-помалу, шаг за шагом.
Король Генрих был силен в охотничьих потехах и любил на охотах с борзыми летать как ветер, преследуя оленя и оставляя далеко позади себя свиту. Имея скромные потребности, он готов был с наступлением ночи довольствоваться первым попавшимся ночлегом; следуя постоянно вплотную за ним на своем храпящем коне, я часто бывал единственным, кто мог услужить ему, и мне случалось также укладывать его, опьяненного вином, в постель, когда он, разгоряченный охотой, слишком усердно прикладывался к кубку. Таким образом, он привык к моим услугам и ко мне самому, и если я и не втирался коварством и хитростью в его доверие, то все же сделался достаточно осмотрительным, чтобы своей неловкостью не портить себе удачной игры.
И три вещи послужили мне при этом на пользу: то, что я не был ни норманном, ни саксом, то, что я не принимал ни жалованья, ни подарков ни от кого, кроме своего господина, – исключая в иных случаях канцлера, которому никто ни в чем не смел отказать, – и то, что я, не прикидываясь дурачком, выказывал себя несколько более простоватым, нежели был от природы, и несколько более неопытным, чем на самом деле. И таким образом, королю Генриху пришлось по душе мое швабское прямодушие.