Гридя отвел глаза от церкви и усмехнулся:
– Слышь, Андрей, вчера старый татарин к стене приходил, сына выпрашивал. Золото обещал.
– Врешь? – слабо улыбнулся Андрей.
– Нет. Говорит, последний был сын. Говорит, отдайте, мол, мертвый он вам ни к чему. Умом тронулся старик. Руки вверх тянет, а на ладонях – вроде действительно монеты, – Гридя потемнел лицом. Он долго молчал, а потом сказал: – Слышь, Андрей… Стоян погреб роет. Особенный какой-то. Город сгорит, а он, видно, отсидеться в норе всей семьей решил.
– Татары и в погребе найдут.
– Я тебе говорю, что не простой это погреб. Стоян даже отдушину не в колодец вывел, а куда-то еще. Десятую неделю, как крот роет, еще до прихода татар за него принялся. Такой погреб сам черт не отыщет, не то, что татары. А они уйдут – можно на Север податься.
– Тебя-то пустит в свой ковчег?
– Я не о себе его просил, – Гридя наклонился к уху Андрея и жарко зашептал. – Я про Стояна такое знаю, что если скажу, его Данила на кол посадит. Темная душа у Стояна, хоть он свой лоб даже на воронье над колокольней крестит. Я ему так и сказал, мол, если моих детей не возьмешь, тебя не татарва, а свои кончат. О жене не просил… Не выживет без меня Аринка, слаба она. Ты тоже, Андрей… О своих ребятишках ему скажи. Пусть берет, там, в схороне, дети много места не займут.
Андрей рванул голову в сторону от горячих губ.
– А потом что?.. Даже если возьмет Стоян чужих детей, то почему после татарам или другим не продаст, чтобы свою шкуру спасти?
– Да я его… – со злобой начал Гридя.
– Не будет тебя, если город татары возьмут, – оборвал Андрей.
– Не веришь, значит?
– Во что?.. – Андрей встал. – Пошли. Засиделись уже.
Гридя снова подставил Андрею плечо. Шли молча, Гридя тяжело и прерывисто дышал, как после драки. Произнесенные им шепотом несколько слов были невнятны и глухи.
– Я Стояна Богом поклясться заставлю! – наконец уже громче выдавил Гридя. – Богом!..
– И кто тебе поможет: Бог или Стоян?
Свернули за угол. Андрей с тоской смотрел на свой дом в конце кривой улочки и пошел медленнее.
– Ты иди… Теперь я сам, – сказал он Гриде.
Гридя остановился. Рассматривая землю под ногами и кривя губы, он тихо сказал:
– Я всегда жизнь любил. Не так как все – по шалому любил. Для меня скука – хуже веревки или омута. А теперь… Я не смерти боюсь, понимаешь? На тот свет пойду – с собой обязательно охапку татарвы прихвачу. Все равно мне в аду гореть, вот пусть меня черти на этом «хворосте» и жарят. А дети как же?.. Их-то за что?!
Андрей молча кивнул и отвернулся.
– Не хочешь, значит, как я?.. – уже в спину спросил Гридя.