— Очень знакомые строчки, — сказала Штилле и чуть приподняла брови. — По-моему, это Мюзам? Из философского цикла, написанного в тридцать первом году. Я не ошиблась?
Неосторожность грозила обернуться бедой. На такие познания фон Шверинг не рассчитывал.
Но еще более потрясающим было то, что он услышал от фрейлейн референта потом — в ту минуту, когда пытался сообразить, будет ли иметь последствия промах, допущенный им. Бездарный, недостойный дипломата промах!
— Что ж, — сказала Штилле, — Мюзамумел писать! Он был талантлив и мог дать нации многое. Решающая трагедия его и Осецкого… Вы, конечно, читали Карла фон Осецкого[9], нобелевского лауреата? Так вот, их трагедия состоит в том, что они не приняли национал-социализма.
Позже — много позже и при других обстоятельствах, — вспоминая этот первый разговор, положивший начало если не дружбе, то взаимоуважению, фон Шверинг восстановил его до деталей и оценил откровенность Штилле. Она выглядела как доверие за доверие…
Но в тот вечер фон Шверинг дал себе мысленный нагоняй. А что, если эта милая фрейлейн, такая культурная и начитанная, возьмет да напишет донос в Берлин?
Возможно, Шверинг успокоился бы, присутствуй он при беседе референта по культуре и фюрера ландесгруппы. Бюргам сказал:
— Хочу предупредить вас, фрейлейн, чтобы потом вы не ссылались на неосведомленность. Партию здесь представляю я, и только я. Какие бы полномочия, помимо письменных, не дал вам Берлин, принцип фюрерства есть принцип фюрерства. Всю служебную переписку потрудитесь вести только через меня. Когда вам захочется дать кому-нибудь аттестацию, то извольте докладывать мне. Если вы попробуете обойти эти требования, я откомандирую вас туда, откуда вы прибыли.
Эльзе посмотрела на Бюргама.
— Круг моих обязанностей изложен в инструкции. И права — тоже. Могу я высказаться неофициально?
Бюргам пожал плечами.
— Почему вы решили, что я хочу организовать склоку? — просто сказала Эльзе. — Или меня здесь считают новой метлой?
Как ни сдержан был Бюргам, он тихонько засмеялся. Сказал:
— Извините, фрейлейн. Но я — старожил, а новый человек не все может понять. Здесь запутанная обстановка. Нужны время, терпение и опыт…
Содержание этого разговора фон Шверииг не знал; не знал он, естественно, и того, что досье, ожидаемое им из Берлина, пришло, но не в посольство, а к Бюргаму и что ландесфюрер в тот же день отправил запросы в Прагу и Швейцарию, адресовав их коллегам по должности… Не довелось ему, разумеется, присутствовать при другой беседе Бюргама и Штилле полгода спустя, когда Бюргам, присмотревшись к Эльзе и определив отношение к ней, сказал: