Успокаиваясь, фон Шверинг оглядел полки с книгами, избегая смотреть на нижнюю, где, плотно прижавшись друг к другу коричневыми корешками', застыли партийные издания. Шеренгу открывала «Моя борьба», переложенная закладками; за ней шли творения вождей и литераторов — от Геббельса до Эверса, чей роман о жизни Хорста Весселя был объявлен настольной книгой. Четвертой или пятой в строю стояла «жемчужина» собрания — размноженная для служебного пользования монография заместителя фюрера по партии Рудольфа Гесса «Шпионаж на массовой базе в Японии».
Свою библиотеку Шверинг подбирал всю жизнь; трясся над книгами, как Шейлок, и даже дочерям выдавал Лессинга или Шиллера не иначе, как внеся запись в формуляр. Книги были его друзьями; других, по совести говоря, он не имел.
Встав, фон Шверинг подошел к полкам; рассеянно погладил светло-кремовые корешки Лессинга. Поправил, чтобы обрезы плотнее прилегли ко второму ряду, скрыв томики Фейхтвангера, Фаллады, Вайнерта. Опальные, преданные сожжению, эти книги были гордостью фон Шверинга, опорой, позволяющей считать себя человеком, а не барабанщиком в коричневой колонне.
В кабинете не было посторонних, но фон Шверинг привычно оглянулся, прежде чем снял с полки Лессинга и выудил из второго ряда один из томиков. Под руку подвернулась книжка Мюзама[8] и Шверинг задумчиво погладил ее по корешку, вспомнив при этом, что именно стихам Мюзама обязан сближению с фрейлейн Штилле. Вот уж воистину парадокс — найти родственную душу в той, в ком ее и не собираешься искать! Ведая по должности секретным делопроизводством и имея доступ к информации о кадрах, фон Шверинг, получив из Берлина уведомление о прибытии в Варшаву нового референта ландесгруппы, радости не испытал. Должность эта давно была вакантна, и ландесфюрер Бюргам, насколько фон Шверинг мог заметить, исподволь саботировал попытки АО прислать своего человека. Секрет заключался в том, что референт по культуре наряду с экспортом идей из империи в Польшу должен был заниматься надзором за духовной жизнью германской колонии и воспитанием последней в свете идей НСДАП.
На ужине у посла по случаю прибытия Штилле фон Шверинг держался отчужденно: говорил мало, пил еще меньше и единственный раз осушил рюмку до дна, когда Бюргам, торжественно и высокопарно, произнес тост за здоровье фюрера.
Это было, помнится, в понедельник, а в среду фон Шверинг, согласно этикету, был вынужден пригласить фрейлейн референта отужинать с ним в семейной обстановке.
Ужин прошел гладко и к концу ничем не походил на тяжкий официальный церемониал. Скорее, напротив — фон Шверинг обнаружил, что фрейлейн Штилле очень мила, непосредственна и полна доброжелательства. На строки Шиллера, сказанные в виде тоста, она ответила — вполне удачно и к месту — цитатой из Гёте, и Шверинг, забывшись, прочел из Мюзама.