— Милая барышня Гедвика,— говорила она,— грядет новая эра, а вы не слышите ее шагов. Мы, женщины, больше не желаем быть Золушками, рабами мужских прихотей. Женщина, веками притесняемая, поднимает голову и берется за древко знамени… Мы хотим равенства с мужчинами в культурном, правовом и политическом отношении. Долой мужской произвол! По примеру зарубежных женщин мы объединились, дабы освободиться от рабского ярма. И мы победим или погибнем! Барышня Гедвика, призываю вас вступить в наше общество и включиться в борьбу за наши начинания.
Я скромно ответствовала, что не чувствую в себе призвания для подобной роли — матушка хворает, а маленькие дети требуют присмотра. Кто станет о них заботиться, если я начну бегать по собраниям?
Вместо ответа она устремила на меня пристальный взгляд. Я спрашивала себя: отчего она так смотрит?
Но тут она вскочила и с воодушевлением воскликнула:
— Барышня Гедвика, я вас боготворю! У вас в лице есть нечто… древнеславянское! Такой я представляю себе Людмилу и тех мудрых славянских старух, которые воспитали множество доблестных воинов, сражавшихся за святые права нашей нации.
— Позвольте, барышня,— возмутилась я, несколько задетая ее словами,— какая я вам старуха? Мне совсем недавно исполнилось пятьдесят, а вы изображаете меня какой-то старой развалиной.
— Я вовсе не хотела вас обидеть,— живо продолжала барышня.— Я вас уважаю и не собираюсь принижать ваше достоинство, просто я вижу в вас идеал чешской женщины-хозяйки.— И вдруг хлопнула себя по лбу.— Великолепная идея! Мы создадим общество чешских хозяек. Его задачей будет воспитание девиц для будущей супружеской жизни. Мы станем учить их, как обходиться с мужем, как вести хозяйство и воспитывать деток, чтобы процветал домашний очаг. Будем внушать молодым девушкам, собирающимся вступить в брак, наши идеалы. Жена должна быть послушной и терпеливой спутницей супруга, во всем следовать его указаниям и охранять святой пламень, который… Одним словом, барышня Гедвика, мы организуем общество, а вас я хочу рекомендовать на пост его председательницы!
Я отказалась, заявив, что не подхожу для подобной деятельности. К счастью, в комнату вошел папенька Ярослав. Барышня Красава, забыв про меня, с восторженными воплями бросилась ему навстречу, и тут же завязалась оживленная беседа.
Сколько шума! Голова моя раскалывается от крика этой барышни. А рядом лежит тяжелобольная матушка Венцеслава, которой необходим покой. Я уже много раз просила папеньку Ярослава больше с этим считаться… Но барышня Цимрганзлова засиживается у нас до поздней ночи и так громко разговаривает, что несчастной матушке не заснуть. К своему величайшему огорчению, я заметила, что папеньке до Венцеславы нет никакого дела. Вместе со здоровьем она утратила и красоту. С гораздо большим удовольствием папенька слушал барышню Красаву, которая льстила его писательскому самолюбию, называя славным сыном нашего народа. Тссс!.. Будет ли там, наконец, тихо?! Несчастная матушка опять проснулась и жалуется на боль в груди. Я решила написать Людвику, пусть приедет и наведет порядок. А я уже сыта по горло…