Раздосадованный, я мчался по Водичковой улице.
На углу Вацлавской площади я чуть не сшиб с ног директора городской управы Яна Гимеша.
— Вот так сюрприз!
Он располнел, был в модном пальто со шнуровкой, в лакированных полуботинках и роговых очках.
И куда подевалась услужливая покорность серьезного худощавого юноши с пушком на подбородке, в прошлом — автора смелого архитектурного проекта ратуши-небоскреба, писаря городской управы, секретаря просветительского общества и личного пажа-референта пани Мери?
Он держался суховато, с большим достоинством.
Я услышал, что летом торговый агент их кондитерской фабрики проезжал на машине через Кунчицы под Радгоштем и узнал в загорелом бородатом мужчине, который возился в лесном питомнике, доктора Отомара Жадака, а в худеньких босоногих подростках, согнувшихся над грядками, Адамека и Евочку, которые очень выросли. Ему рассказали, что Жадак купил сначала деревенскую хату с кусочком леса и поля, потом выстроил домик и занимается акклиматизацией редких хвойных пород, которые он выписывает из-за границы, и что время от времени помогает детям бедняков,— а их в Валашском крае видимо-невидимо.
— Как себя чувствует ваша матушка?
— Неплохо, ей уже восемьдесят шестой, все хлопочет по дому и нянчит внучат.
— Сколько у вас детей?
— Трое, слава богу!
— Поздравляю! А как поживает тот господин — фамилию я не помню,— который еще повсюду ходил с мэром — ну тот, с серебряной палицей!
— Это мой тесть.
— Ага! Гмм. Пан управляющий все еще разводит пчел?
— В прошлом году из-за сильных морозов они погибли, сейчас у него около двадцати ульев…
— Ну, а деятельность на благо культуры?
Пан директор Гимеш только махнул рукой.
— Все прекратилось. Никто этим не занимается. А у меня самого времени нет. Да и с финансами трудновато. Но, извините, я спешу в министерство. Рад был с вами встретиться! — он благосклонно подал мне руку и тронул краешек фетровой шляпы.
«Так у тебя, Отомар, в Валашском краю, в Кунчицах, оказывается, питомник хвойных деревьев! И дети твои бегают босиком. Евочке позволительно посадить на ноге фиолетовый синяк, а Адамеку — наступить на гвоздь! Завидую вам! С каким удовольствием я переселился бы в деревню, жил бы спокойной и здоровой жизнью, писал бы рассказы, завел собак, разводил бы кокрспаниелей, продавал щенят, а под вечер, на опушке леса играл бы на гармонике. Здорово ты устроился! А я должен носиться по Праге, отравлять себя копотью, ресторанами, барами, сигаретами, черным кофе, бадачонским и хроническим недосыпанием…»
Я свернул с Водичковой улицы на Вацлавскую площадь и продолжал вести разговор со святым Отомаром, находившимся за тридевять земель от меня.