Когда я прикрыл за собой дверь, то оказался в полной темноте. Я помнил указание идти вперед, но не знал, что имелось в виду: то ли расположение нужной мне комнаты, то ли безыскусное прямое поведение в деле. Я пошел прямо и на ощупь, изредка кося в сторону, натыкаясь на шершавые стены и снова выходя на верную дорогу. Мне начало казаться, что я уже несколько часов ступаю в потемках. Потом впереди что-то забрезжило, но я попал всего-навсего в комнату с выходом в сад. После темноты тени стриженых кустов на песке показались мне невыразимо прекрасными, как и ночные птичьи голоса (я не боюсь, как многие, крика сов). Звезды блестели теперь еще сильнее, чем тогда, когда я лез на дерево у ограды. Они пестрели и подмигивали, будто уговаривали остаться, не лезть в преисподнюю. Вот бы еще минуточку постоять и посмотреть на них! Однако на противоположной стене комнаты чернел проем, и я устремился туда. Мне надоело томиться любовью к миру и жизни, каких до этой ночи я в себе и не подозревал. Так я никода ничего не разузнаю! Надо идти вперед: боги любят смелых.
Новый коридор оказался таким же темным, как и прежний. «Уж не по кругу ли я хожу?» — подумал я: мне было известно, что некоторые богатые дома устроены подобным образом. Но отступать уже было нельзя. Впереди показался слабый отсвет огня, что придало мне силы, и я поспешил, стараясь не шуршать по полу босыми ногами. Когда я подошел поближе, я понял, что видел свет, сочившийся сквозь щелку в плотном занавесе, который закрывал дверной проем. Я прильнул к стене и боком подкрался к щелке. Занавеса касаться я боялся, чтобы его движение не выдало меня. Я видел теперь то, что желал!
Еще мальчиком, у Анаксаклита, я читал в одной книге, что мир погибнет в огне. Я и сам не сомневался в этом. Разве огонь не губит все живущее? Разве жар не убивает больное тело, прежде чем оно остынет навеки? Разве само тление не есть медленный огонь, дающий вполне ощутимую теплоту? Огонь кажется живым, подвижным, между тем это всегда смерть. Поэтому когда в комнате Геренния я увидел большой огонь, то не удивился. Я сразу понял, что дядя Юлии связан с тайными силами. Ведь обычный человек боится пожара, гасит светильник к ночи и в забвении сна ожидает нового утра, не смея вглядываться в ночные призраки. Геренний же безбоязненно зажег огромный огонь в своем доме, убранном роскошно и полном бесценных вещей. Огонь плескался и перебегал кудрявыми струйками в квадратном бассейне посреди комнаты. Мраморные колонны лоснились рыжими отсветами, громадные тени носились друг за другом по углам. Огонь гудел — вы, Юлия, знаете уже этот звук. От него кровь останавливается в жилах! Я думал сначала, что в бассейн налито масло или та черная горючая жидкость, какую привозят из Диридотиды <Имеется в виду нефть, известная уже в античности; добывалась в восточных провинциях Империи> — я видел такую диковинку в Апамее. Но позже я понял, что бассейн — лишь дыра, прободение земли до тайных недр, где, как говорят, обитает сам Вулкан. Там пылает вечный и ненасытный огонь — сам по себе, не требуя ни топлива, ни притока воздуха, как требуют того и другого те его частицы, что даны нам на земле и теплятся в наших очагах. После я часто видел, как Геренний прорывает твердь земли и припадает к этому огню, который недаром зовется адским. Там, я думаю, и скрывается его властелин, что меняет злодеяния на бессмертие, насыщает демонов огнем и силой. Ведь Геренний может испепелить человека даже прикосновением, а потом все думают, что несчастного поразила молния!