Наконец Геренний ухватил одну из молний, самую крошечную, тонкую, как ивовый прутик. Однако она жгла ладонь так, что та дымилась. Геренний выл, но не выпускал ее. Он размахнулся и метнул эту молнию прямо в парящего над его головой Цецилия. Прозрачное видение помутилось, на миг исполнилось материей и плотью, и кровь его ручьями хлынула прямо в огненное варево. Цецилий кричал беззвучно, кровь все лилась; видение стало блекнуть, пока вовсе не исчезло. Тогда Геренний сбросил свои золотые лохмотья и с гиком прыгнул прямо в огонь. Он плескался там, фыркал и хохотал, будто был в бане. Иногда он погружался в огонь с головой, а когда выныривал, тело его делалось тугим, сверкающим и золотым. Я видел золотые статуи на Капитолии — он стал совсем таким же! Я знал, что он немолод, а это золотое тело было юным, гладким, мускулистым. Неужели излитая в огонь юность бедного Цецилия так преобразила его?
До той минуты я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, потому что был ошеломлен увиденным. Но омоложение и золочение Геренния кровью ребенка так меня возмутило — я ведь был молод и безрассуден! — что я высунулся из-за занавеса и закричал, не помня себя:
— Проклятый колдун!
Геренний вынырнул из огненной волны, и я увидел вместо знакомого лица золотую маску — невероятно красивую, юную, страшную. Золотой рукой он захватил и швырнул в мою сторону ком огня. Занавес вокруг меня вспыхнул весь разом. В ужасе я отскочил в сторону, оглянулся — коридор, которым я сюда прошел, уже пылал. Я побежал к тому занавесу на противоположной стороне, который рассмотрел раньше, но он оказался ловушкой: проход был заложен камнями. Геренний, огромный, мощный, весь в золотых буграх мышц, уже выбирался из бассейна, глядя на меня с чужого золотого лица огненными кровавыми глазами. Я заметался по залу и боялся споткнуться о распростертые тела рабов. Рабы не шевелились. Геренний не призывал их на помощь, и я догадался, что они либо без памяти, либо мертвы. Спасения мне не было. Геренний наступал на меня, оставляя босыми ногами на мраморном полу золотые следы — сверкающие, тончайшие, как те пластинки, которыми золотят статуи. В бассейне жидкое золото, теперь я был в этом уверен. Вот откуда несметные богатства Геренния! И он сейчас спалит меня, как промасленную тряпку, или расплавит в своем бассейне, а потом начеканит монет!
Тут я сделал единственное, что мне оставалось: бросился в угол, где стояли во множестве сосуды. Это его зелья, я уже понял. Я схватил несколько самых больших и красивых сосудов в охапку и ждал Геренния.