— Ушла гулять. Еще налить?
— Когда я первый ее нашел, она выходила прямо из моря… Очень было мило.
— О, рождение Венеры?
— А я тебе рассказывал, как страдал по Венере?
— Боттичелли?
— Я жаждал ее и жаждал. Эти красивые, похожие на водоросли волосы, она стоит и стыдливо прикрывает рукой низ живота.
— Флора была такая юная, худенькая, очень живая, как сейчас помню, но еще слишком маленькая, чтобы иметь такой кустик. Но сейчас он у нее есть, темно-коричневый, почти черный, замечательный.
— Свинья, — бросил презрительно Космо. — Она так же хороша, как Джойс, так же энергична? У Джойс это было ярко-рыжего цвета… А она…
Флора не знала, проглотить ей хлеб или выплюнуть. Щеки горели. Феликс никогда бы не обсуждал ее, как эти.
Отражение Хьюберта осторожно, чтобы не разлить, наполнило бокал виски, добавив воды, и сказало:
— Знаешь, полегче. Ты говоришь о моей будущей жене.
— Моей, скорее всего, — рассмеялся Космо. — Не будь таким самоуверенным.
— Я не самоуверенный! — воскликнул Хьюберт. — Я заставляю себя быть уверенным. Каждый день, каждый раз я пытаюсь становиться все более и более уверенным, — голос его звучал жалобно.
— Когда мы были невинными мальчиками, помнишь, мы размышляли, что же такое — девочки. Ну и как теперь ты считаешь, кто-то из них удивил тебя?
— Твоя сестра Мэбс.
— Мэбс?
— Она играла с моей ширинкой, когда танцевала.
— А вот наша Флора не такая, — сказал Космо.
— Моя Флора.
— Наша. Я думаю, Флора еще свободна, как и Венера, свободна выбирать. Как ты думаешь, она увлечена Феликсом?
— Вздор, старик, напрасная трата любовной энергии для нее. Я узнал от Джойс, что Феликс развлекался с ее братишкой.
— С тем странным, похожим на лысуху хорошеньким мальчиком из нашей школы?
— Именно.
— Но Феликс женат и у него ребенок. Если ты прав, то слава Богу, что Мэбс на него не нарвалась. Но нет, Флора бы не… Идиотская мысль! И если ты прав, что Феликс бисексуал, всякое может случиться. А что-то было между моим отцом и Флорой. Знаешь, матушка просто рехнулась.
Флора перестала жевать, шагнула вперед и уставилась на них. Они ее не видели.
— Может, у меня мозги поехали, — продолжал Космо, — но я почти поверил.
— Ерунда, — сказал Хьюберт. Он лег на спину, вытянул ноги к огню. Оба молчали. Бокал Хьюберта стоял у него на груди, а бокал Космо упал на пол. Потом они снова заговорили.
— Это была вовсе никакая не посудина, в которой стояла Венера, а раковина, — вздохнул Космо.
— Конечно. Какой же я дурак! Раковина, — кивнул Хьюберт.
Флора доела хлеб с сыром, допила молоко, съела банан. И больше не дрожала. Она решилась.