– Я, конечно, сомневаюсь, что вы добьетесь успеха в своих стремлениях, – убежденно сказал отец Питер.
– Стремлениях? – Малден, казалось, был сбит с толку.
Священник удовлетворенно кивнул: иногда полезно вывести оппонента из себя – в молодые годы он часто занимался именно этим, снискав тем самым себе врагов среди королей, графов и принцев. По правде сказать, он, пожалуй, скучал по тем эмоциям, которые испытывал при этом, и, возможно, отчасти это подтолкнуло его вернуться обратно.
Мысленно улыбнувшись, он вздохнул. Будучи слишком упрямым, слишком несговорчивым, он мало годился для жизни священнослужителя, но Малден этого, по-видимому, не понимал. Осознание, что он завоевал уважение торговца рабами, не было для отца Питера лестным, поскольку бросало тень на весь его жизненный путь.
Видимо, внутренняя борьба отражалась на его лице, потому что Малден всматривался в него со смесью насмешки и холодной оценки.
– И каким вам видится конец моих стремлений, святой отец?
– Возможно, вас поразит стрела, или кто-то из недоброжелателей раньше времени узнает о нашем местонахождении, или мой кашель окажется губительным для вас – да мало ли что может произойти.
Малден непроизвольно отодвинулся, а отец Питер довольно улыбнулся. Болезнь, что съедала его изнутри, не относилась к тем, которые можно излечить свежим воздухом или пиявками. Он чувствовал, что она поселилась у него глубоко в душе и дни его на этой земле сочтены.
Малден тем временем переключился на одного из воинов:
– Кто-нибудь вас останавливал по пути, возможно – преследовал, спрашивал, чем занимаетесь?
Оторвавшись от поглощения куска вяленого мяса, в который впивался зубами, тот сказал:
– Нет, сэр. В Лондоне и Виндзоре всю работу сделали уличные беспризорники, которым мы раздали послания. Нас никто не видел.
Малден кивнул, но оказалось, что воин еще не закончил:
– Единственным, кто вообще что-то заметил, был мальчишка-грум в конюшне постоялого двора.
Отец Питер почувствовал, как в его кровоточащую, незащищенную грудь что-то вонзилось – всего на секунду, – потом помчалось вниз по руке быстрым, сжимающим приступом боли и затихло.
– Мальчик? В конюшне? – Малден резко повернул голову.
– Ну да, скорее подросток – лет пятнадцати-шестнадцати. Ничего особенного. Он пытался остановить нас, но мы от него отделались.
Отец Питер постарался дышать спокойно и сохранять на лице фальшивую улыбку, словно эта новость совершенно ничего для него не значила.
Малден медленно повернулся к нему и с убийственным спокойствием в голосе процедил:
– Вам что-то известно об этом, отец?