Стук в дверь. Вошла Роза.
– Вы устроились? – спросила она. – Можно зайти поглядеть? Как красиво! – воскликнула она, оглядевшись. – Интересно, как в один миг можно понять, что за девочка перед вами, стоит только посмотреть на ее комнату! И я знаю, что вы всю жизнь были аккуратные, хозяйственные и со вкусом. А вы сразу поймете, что я – Мэдж Уайлдфайр[9], Эллен Грей – святая, Салли Сатерли – вертушка, а Лили Пейдж – притворщица и мямля… ах, я забыла! Она ваша кузина, да? Как я невежлива! – Она улыбнулась Кловер, и та не могла удержаться от ответной улыбки. – Вот это да! – продолжила Роза. – Умывальник! Где вы его взяли?
– Папа купил, – объяснила Кейти. – Он попросил разрешения у миссис Флоренс.
– Как это мило с его стороны! Сейчас же напишу моему папе, чтобы он тоже попросил разрешения.
Так она и поступила. В результате в школе возникла мода на умывальники, и столько пап «попросило разрешения», что миссис Флоренс сочла необходимым отказаться от общей умывальной и ввести умывальники во всем доме. Просьба Кейти оказалась началом перемен. И я не думаю, что это обстоятельство расположило руководительниц школы в ее пользу.
– Кстати, где Лили? – спросила Кейти. – Я ее не видела сегодня.
– Хочешь знать? Могу тебе сказать. Она сидит на кончике одного стула, ноги поставила на подножку другого, а голова ее на плече у соседки по комнате (которой до смерти хочется уйти, чтобы разобрать вещи в своих ящиках комода), и Лили плачет…
– Откуда ты знаешь? Ты ходила наверх и видела ее?
– Нет, я ее не видела. В этом нет необходимости. Я уже видела ее в прошлом семестре и в позапрошлом. Она всегда проводит так свой первый день в школе. Хотите сами убедиться? Пойдемте со мной наверх.
Кейти и Кловер, которых очень позабавило описание, сделанное Розой, последовали за ней по лестнице. И точно: Лили сидела именно так, как предсказывала Роза. Лицо ее распухло от слез. Когда она увидела девочек, рыдания усилились.
– Разве это не ужасно? – вопрошала она. – Я умру; я знаю, что умру. О! Зачем папа заставил меня ехать сюда?
– Слушай, Лили, не будь дурой, – сказала Роза без всякого сочувствия.
Затем она села на пол и принялась строить самые нелепые рожи, подмигивая и прищелкивая пальцами вокруг головы «Ниобеи»[10], как она назвала Лили; все остальные девочки расхохотались, сама «Ниобея», хоть и пожимала плечами с обиженным видом и говорила: «Что за глупости!», была принуждена сдаться: сначала она улыбнулась, потом рассмеялась и наконец объявила, что ей стало легче.
– Ну и отлично, Ниобея, – сказала Роза. – Теперь умойся и приготовься идти к ужину. Скоро будет звонок. А ты, Энни, вполне успеешь привести в порядок свои ящики, – добавила она, лукаво подмигнув. Энни убежала со смехом, который тщетно пыталась подавить.