Я оглянулась на Лиама.
— Что у тебя на уме?
— Пошли, — сказал он. — Я тебе кое-что покажу.
* * *
Мы тихо шли в глубину района, вниз по узкой улице, мимо покрытых пленкой домов, где в дверях жалкими кучками толпились жители. В этой части Марини было больше временных убежищ, вокруг ходило больше Пара с безучастными выражениями лиц или с чистой ненавистью в глазах. Мужчина с морщинистой серой кожей прислонился к стене, за его спиной были сложены маленькие грязные крылья, выглядывающие из грязной серой полушинели. Он настороженно наблюдал за тем, как мы идем, своими медными глазами со зрачками, как у змеи.
Это тюрьма, а мы их пленили, значит мы были врагами.
Лиам остановился у дома с ограждением из сетки. Это было длинное двухэтажное здание, с одной стороны по всему второму этажу шел балкон, с другой стороны возвышалась куча щебенки, которую никто не потрудился убрать.
Лиам открыл ворота и жестом пригласил войти. Он настороженно огляделся, прежде чем закрыть их. Я пошла за ним в здание, пахнущее корицей и дымом, вверх по узкой лестнице на второй этаж. Ступени заканчивались у двери, которую от отпер ключами.
За дверью оказалась длинная узкая квартира. Там была гостиная с диваном и бар в конце, кухонька, маленький столик и стулья напротив кучи окно. Дверь в кирпичной стене, наверное, вела в спальню или ванную.
Мебели было немного и она была всевозможных стилей. Напротив бара и кирпичной стены стояла плетеная софа, ее подушки были из изумрудного бархата. На стене за ней сохранились остатки фрески с пейзажем, ярко зеленого и голубого цвета. Барная стойка была напротив шкафчиков из блестящего дерева с зеркалом в деревянной раме. Барную стойку и бутылки рома с бурбоном, наверное, спасли из бара, который не пережил войну.
Я оглянулась на Лиама, наши глаза встретились.
— Это твой дом, — поняла я.
— Да.
Но он же человек.
— Ты живешь на Острове Дьявола?
— Я жил в Марини до войны. Не вижу причины прекращать это.
— И Сдерживающие не возражали? — мне все еще надо было понять связь между ними.
— Им нравится следить за мной.
Я подошла к раскрашенной стене, и скрестив руки, смотрела сцену, аккуратно изображенную на штукатурке. Было похоже на обед в Эпоху Регентства в Англии. Дюжина мужчин и женщин в белом расположились у озера, вокруг корзинки и одеяла для пикника, сзади большой дом. Краска поблекла, дом частично осыпался, некоторые участники вечеринки потеряли нарисованные конечности.
Эта картина, наверное, олицетворяла войну.
— Ты живешь в Квартале? — спросил Лиам.
— Над магазином, — ответила я, оглядываясь на него. — Мне было семнадцать, когда все началось. Я не знала своей матери. Жила с отцом, помогала ему в магазине. Теперь и его не стало, и он стал моим.