– Ты чего, старичок? А? Что с тобой?
– Я…я ничего. Мне надо идти, – пробормотал Савва и понесся в комнату мимо изумленной матери, которая ждала его, чтобы идти купаться. В комнате он стал хватать руками все подряд, несколько раз умылся холодной водой, чтобы избавиться от тошнотворного ядовитого пятна внутри. Глядя на эти манипуляции, мать ничего не сказала, только покачала головой. Она привыкла к странностям сына и объясняла причуды его характера тем, что он растет без отца.
Одно только упоминание о Сереге заставляло Савву морщиться. Он не испугался. Просто Серега мог дотронуться до него еще раз, а ему не хотелось снова испытать чувство гадливости, которое вызывал у Дара этот симпатичный с виду парень.
А вечером в доме поднялся ужасный переполох. Оказалось, что пока все были на пляже, а тетя Груша уходила на почту, Серега обокрал ее и постояльцев и скрылся в неизвестном направлении. Женщины плакали и показывали друг другу раскрытые чемоданы, перечисляли пропавшие вещи, мужчины хмурились и, стоило упомянуть Серегу, матерились на чем свет стоит. Всех опрашивали люди из милиции, даже мать Саввы, а Савву никто ни о чем не спросил. Кто станет слушать восьмилетнего мальчишку? Да и что он мог сказать? Не станешь же всем подряд рассказывать о Даре! Если не считать сильное огорчение матери, Савва был доволен: здорово, что Дар видит людей насквозь!
Доверившись Дару, Савва прикасался к другим людям, к предметам и получал целую гамму чувств при этом. Одни люди нравились Дару, другие – нет. Некоторые внушали ему опасение, хотя и выглядели очень милыми. Савва улавливал тревожные сигналы и старался держаться от таких людей подальше, потому что Дар никогда не ошибался, как не ошибаются легкие, вдыхающие ядовитый газ.
С Грином все было иначе.
Грин не понравился Савве. Савве было десять, а Грину – тринадцать. Он был настроен воинственно. Ему показалось, что Савва много умничает, и за это он разбил ему нос и очки. Но, видя как Савва подслеповато щуря глаза, пытается вставить дрожащей рукой стекло в оправу, сел рядом, виновато шмыгнул носом, протянул Савве грязный платок:
– На… вытри кровь-то.
Он не любил бить слабых.
Они помирились и пожали друг другу руки. И за это рукопожатие Дар отблагодарил Савву чистым ровным сиянием, которое еще долго теплилось где-то внутри, даже когда они разошлись по домам.
Некоторые люди, шумные, яркие, необычные, по мнению Саввы, непременно должны были вызвать реакцию Дара. Савва прикасался к ним украдкой, прислушивался к себе, но Дар оставался равнодушным, даже скучал. И Савва стал относиться к нему как к разумному существу, обладающему своеобразным характером, непредсказуемым, капризным и немного обидчивым. Даже чувство юмора у него имелось. Как-то на перемене на Савву толкнули огромную старшеклассницу по прозвищу «Бульдозер», и она обрушилась на него всем своим весом. Савве показалось, что он попал под каток, и он едва очухался, а Дар послал нежные, «любовные» сигналы, мол, я в восторге! Савва понял тогда, что Дар пошутил. «Он еще и шутит!» – поморщился Савва, потирая ушибленное колено. Ему тогда уже было лет пятнадцать, и отношения между ними стали портиться.