С годами таких моментов становилось все меньше. Но теперь его угнетало другое. Он вдруг возненавидел эти стены, эту мебель, этот кабинет. Ему стало казаться, что он и есть главный заложник этих стен.
Люди менялись, менялись эмоции, показания, слова, обстоятельства. А он по-прежнему приходил сюда каждое утро и будет приходить до самой пенсии.
Этот цветок, должно быть, не вынес ужасной энергетики, которой просто напитаны эти стены.
Единственное существо, способное выжить здесь – это он сам.
Мешков махнул рукой и уселся на стул. Хватит мучить себя. Завтра он избавится от этого бедолаги, и может быть, даже шваркнет горшок об землю со всей дури.
Просто ему пора отдохнуть, отвлечься, расслабиться.
Он стал думать о самоубийце, который нарушил его планы и лишил его заслуженного отдыха.
И надо сказать, человек этот не вызывал у него сочувствия. Нет, не вызывал.
Мешков четко понял, что Тучков Егор Иванович не покончил с собой.
Он не страдал от конфликтов. Он сам провоцировал их, и даже как это не странно, получал от этого удовольствие. Это во-первых. Во-вторых, Мешков так и не обнаружил повода для такого шага. Увольнение? Но его не уволили, а только пригрозили. Деньги? Федотов сам сказал, что решил плюнуть на долг. Что касается жены…
Тут сложнее, конечно. Она и впрямь не подарок. Но у Тучкова за долгие годы наверняка выработался иммунитет, и когда она сказала, что их скандалы его забавляли, Мешков не сомневался, что она не преувеличивает. В-третьих, на момент смерти на Тучкове была рабочая одежда.
Если решение уйти из жизни возникло спонтанно, то зачем он пошел домой? А если решил сделать это дома, то почему не переоделся? Все это казалось странным. Другое дело, если в клинике его как следует напугали или пригрозили. Поэтому он вылетел как ошпаренный. Но тогда вернувшись домой, он должен был успокоиться, а не прыгать в окно. А то получается, что его напугали в клинике, а потом, когда он вернулся домой – его снова напугали? Бред какой-то!
Слова вахтерши про колыбельную и впрямь выглядели как стариковская фантазия, и он не придал им значения. Просто отложил в памяти, в самый дальний угол.
И еще хотелось бы знать: где Тучков шлялся до самого обеда? Почему не пришел на работу с утра, как положено? Что за странный разговор произошел у него в кабинете, после которого он вылетел как ошпаренный? И чем занимался сотрудник по фамилии Бурцев, внезапно покинув приятное торжество, на котором всем было так весело?
От этих мыслей его отвлек звонок телефона. Звонила Иванютина, вахтерша из клиники и извинившись многократно, сообщила, что в клинику явился старичок, который видел Егора Ивановича в ту злополучную пятницу. Он принес портфель Тучкова и хотел уйти, но она уговорила его не уходить, пока она не созвониться со следователем. Может, старик не скажет ничего путного, но ведь он сам говорил, что важна каждая мелочь… Старичок немножко с приветом, но, кажется, его словам вполне можно доверять.