И наверное, ужасно волновался…
А потом она плакала.
Плакала и говорила, что у нее было ощущение, что она тоже умерла, а ее никто, ну просто никто не понимал, и все хотели, чтобы она жила как раньше, веселилась, смеялась, но она не могла, потому что внутри все умерло. Ей даже плакать никогда не хотелось, а наверное это нужно было сделать, иначе никогда не осовободишься от этой тоски, от этой пустоты в сердце. Но сегодня, когда она сказала те слова про Грина, ей стало ужасно тяжело, и хотя все было правдой от первого до последнего слова, она поняла, что зашла слишком далеко, что пора уже остановиться. Она плакала, и с каждой секундой ее лицо светлело, как небо после летнего дождя, который смывает все ненужное, и после которого так хочется дышать полной грудью.
– Почему мы никогда не сидели так раньше? – задумчиво спросила она, смахивая кончиками дрожащих пальцев остатки слез. – Мне давно не было так хорошо. Я чувствую, что все осталось в прошлом, отпустило. А что чувствуешь ты?
– Я чувствую, что люблю тебя…
Так сказал Савва.
И все испортил.
Она не разозлилась и не рассмеялась. Она просто сделала вид, что не расслышала этих слов. Как-будто их не было. И это было хуже всего.
Он сам не знал, зачем брякнул это. Наверное, дело было в вине, он всегда очень быстро пьянел, и это было предметом для шуток, когда они собирались втроем.
А может быть его опьянило ее просветленное, улыбающееся лицо, но он сказал так, и она сразу заторопилась, сказала, что ей надо идти. Уже второй час ночи.
Действительно, было уже поздно. И эти слова прозвучали так естественно. Но Савва понял, что дело не во времени, просто ей стало неловко, и она боялась, что он ляпнет что-нибудь еще. И наверное поэтому не разрешила себя проводить. Сказала, что вызовет такси. Так будет удобнее.
Стоя у двери, она посмотрела на Савву и предложила, как-будто ничего не произошло:
– Сходим в субботу в киношку?
– Давай. На какое?
– Не знаю, – она пожала плечами. – Мне все равно.
– Заметано. Классно посидели!
– Ага.
Она чмокнула его в щеку при прощании. И немного смутившись, Савва ничего не спросил ее о том человеке, который ждал ее дома и может быть, ужасно волновался.
Савва хотел быть деликатным.
И напрасно, между прочим, не спросил, потому что этот человек собирался уничтожить просветленное, как будто умытое летним дождем, лицо…