Я помню тебя такой: импульсивной и безудержной. Мы три раза приезжали на аэродром, чтобы прыгнуть с парашютом. Мотивация – твоя взбалмошность. «Хочу прокричать „люблю тебя“ в небе», – отшучивалась ты. Я понимал, что это неправда. Твой прыжок – попытка что-то преодолеть внутри себя. Наверное, твои страхи. Не фартило-не погодило-не случалось. Мое сердце трепетало от счастья, потому что меньше всего на свете я мечтал быть расплющенным о поверхность земли. Я создавал видимость, будто бесстрашный, но на самом деле до жути боялся оказаться в свободном падении. Радовался, словно ребенок, когда ты наконец-то оставила эту бредовую идею сигануть с высоты в несколько тысяч метров.
Я помню тебя такой: задумчивой и безгрешной. Как ты это делала? Не пойму… Эфемерная и притягательная. Глядя на тебя я понимал, что бескрайне-безмерно-беспредельно счастлив. Умилялся. Забывался. Любил… Ты чувствовала это и эксплуатировала мои эмоции. Беспощадно. Но давала взамен эйфорию. Это был товарооборот, я понял. Ты продавала себя. Материализация мать ее… С шубами-кольцами-ресторанами тебе было удобно. Я бросал в твою зону комфорта все, что ты хотела иметь. Я не считал. Не калькулировал. Чтобы костер заинтересованности полыхал, была неотвратимая необходимость в подношениях. Наверное, чтобы поддержать огонь я случайно швырнул в него и свою душу. Видимо от того и пустошь внутри моей оболочки!
Я помню тебя такой: сопротивляющейся и тревожной. Когда я сделал тебе предложение, ты задумалась, а потом разревелась. Ты просила подождать-потерпеть-подумать. Я кивнул и, заикаясь, пояснил, что не претендую на твою свободу. Я был уверен: все женщины мечтают быть окольцованными. Моя сестра сказала: «Хочешь удержать ее – запатентуй, – дай свою фамилию». Принял к сведению. Рискнул. Твоя реакция заставила меня задуматься об адекватности женского пола в целом. Я знаю несколько благополучных и самодостаточных дам, которые уверяли: женщина жаждет принадлежать кому-либо. Глядя на них я был уверен, что удержать тебя рядом реально-мыслимо-вероятно.
Ты не хотела детей – не страшно. Испугало меня то, как ты мотивировала нежелание забеременеть.
– Нехорошие гены должны погибнуть, – произнесла ты отстраненно, добавив: – Я имею в виду не себя!
Наверное, это была провокация. Ты ударила хлестко и ждала моей реакции. Я промолчал.
Я помню тебя такой: нежной и ранимой. Маленький умирающий утенок, принесенный в наш дом – ему ты посвятила месяц. Лечила-заботилась-сопереживала. Иногда брала к себе в постель. Пела трогательные песни и нашептывала оздоровляющие заклинания. Случайно увидел, как ты выискиваешь в интернете рецепт фуа-гра.