— Чему «этому», лорд оттон Грэйд?
В галерее прозвучало ругательство. Тихое, на ассаре, но очень прочувствованное. А затем герцог соизволил высказать свое мнение о моей персоне, в столь завуалированной форме как:
— Леди Уоторби, мне любопытно, вы не мечтали посвятить свою жизнь служению Пресветлому?
Вопрос несколько оскорбительный для леди моего положения, однако:
— Задумалась об этом, в момент передачи вам договора, лорд оттон Грэйд, — самым вежливым тоном ответила я.
Еще одно ругательство, а после сдержанно, вежливо и весьма холодным тоном:
— У вас другие покои, леди Уоторби. Всего доброго.
И последний представитель династии оттон Грэйд покинул галерею, не настаивая более на моем обществе.
Еще немного постояв, я вышла и никого не обнаружив, вернулась к себе. С единственной целью — отоспаться после полубесонной ночи, потому как больше заняться мне было положительно нечем.
* * *
Я проснулась на закате, от странного ощущения чьего-то присутствия. В первые мгновения появилось непреодолимое желание засунуть руку под подушку и спрятать очередную не особо дозволительную книгу, а после пришло понимание — я не в лицее. И тихие неслышные шаги не принадлежат ни одной из сестер-воспитательниц. Но поступила я так, как привыкла — расслабилась, контролируя каждый вздох, следила за тем, чтобы не дрогнули веки, и слушала каждый шорох, пытаясь определить, откуда доносится.
Звук удаляющихся шагов, шорох ткани, скрип дерева… скрежет, непонятный, странный, и все стихло. Я лежала еще некоторое время, затем осторожно открыла глаза — никого. Села, осмотрелась — в спальне я была совершенно одна. Осторожно встала с постели, подошла к окну, на мгновение замерла, любуясь заходящим солнцем, словно окунающимся в морские просторы, затем повернулась и едва сдержала вскрик. Цветок мальвы! Цветок, который сажают на могиле безвременно ушедших, цветок скорби и боли. А еще, для всех кто искренне верит в суеверия — символ смерти! Причем, по существующему с давних пор поверию, если обнаруживший цветок расскажет о нем, смерть приходит быстрее. Еще одно поверие гласило — что прикасаться к нему нельзя, по тем же самым причинам!
Меня, самым наглейшим образом, пытались запугать.
Вновь повернувшись к окну, я подумала, что с гораздо большим удовольствием постояла бы и посмотрела на то, как огромное солнце, медленно погружается в воду, но…
— О, Пресветлый! — мой перепуганный вопль должен был прозвучать достаточно правдоподобно. — О, Богиня! Только не это!
И я выбежала из спальни, пытаясь изобразить судорожные рыдания. В уборной я некоторое время брызгала водой в зеркало, затем в идеальнейшем порядке раскладывала баночки с кремом и мылами, а после, совершенно нехотя, взбила мыльную пену и умылась, не полностью прикрывая глаза. Веки запекло, слезы хлынули по щекам, глянув на себя в зеркало, я убедилась, что выгляжу испуганной и заплаканной.