Двадцать минут спустя Финт уже устроился у очага в кухне некоего дома – не то чтобы роскошного, но все-таки куда роскошнее, нежели большинство домов, куда он попадал законным порядком; незаконным порядком ему случалось оказаться в особняках куда более шикарных, но надолго он там не задерживался и зачастую покидал их в большой спешке. Вот чес-слово, собак нынче развелось – ужас что такое; и спускают их на человека безо всякого предупреждения, тут уж не мешкай. А здесь… ага, здесь дают мяско с картошкой, и морковки тоже, а вот пивка, увы, не налили. В кухне ему перепал стакан теплого молока – почти что свежего. Кухарка миссис Куикли следила за ним в оба глаза и уже заперла на всякий случай столовое серебро, но во всем прочем – так, ничего себе местечко, хотя, конечно, хозяйка мистера Генри имела с мужем «разговор» насчет притаскивания домой бродяг и беспризорников в такое время ночи. Финту показалось – а он внимательно анализировал все, что видел и слышал, – что повод для жалоб у нее возник не впервые; по всему судя, она изо всех сил старалась скрыть, что все уже сыты по горло, и храбро делала вид, что все в порядке. Но, как бы то ни было, ужином Финта накормили (а это ж самое главное!), жена и горничная занялись девушкой, а теперь… кто-то спускался по лестнице в кухню.
Это оказался Чарли, а Чарли внушал Финту смутную тревогу. Генри казался одним из тех безобидных доброхотов, которые мучаются совестью из-за того, что у них есть деньги и еда, а у других – нету; Финт этот типаж хорошо знал. Лично его, Финта, нисколько не беспокоило, если у него в кармане звенела монета, а у соседа – нет; но Финт неоднократно убеждался, что, при его-то образе жизни, если фарт привалил, то имеет смысл не скупиться и щедрой рукой сыпать деньгами направо и налево, – спокойнее спать будешь. Без друзей в этом мире никак, а друзья – это такие люди, которые скажут: «Финт? В жизни о нем не слышал, в глаза его не видел, господин! Вы небось обознались!» – потому что в большом городе выкручиваешься как знаешь, смотреть надо в оба и ухо держать востро: хочешь жить – умей вертеться.
Он – выжил; он же Финт, проныра и умница. Он знал всех и каждого – и его все знали. Он в жизни не бывал в казенном доме, он мог обогнать самую проворную «ищейку» с Боу-стрит, а теперь, когда их всех прижучили и сместили, он и от любого пилера[1] удерет как нечего делать. Нельзя арестовать человека, пока его не сцапаешь, а до Финта никому покамест и пальцем не удалось дотронуться.
Нет, Генри-то – ни разу не проблема, но вот Чарли… о да, Чарли, он явно из тех, которые человека насквозь видят. От Чарли чего угодно можно ждать, прикидывал про себя Финт; этот джентльмен знает все ходы и выходы и мысли читает, его жалостными словами да очковтирательством не проймешь, – опасный тип, одно слово. А вот и он, явился – не запылился, спускается по лестнице, позвякивая монетами.