"Так-так, что у нас здесь? Ну, это не к спеху, это тоже прочитаю завтра…".
Развернув сложенную вчетверо карту, густо покрытую разноцветными значками и линиями, Дмитрий окинул её беглым взглядом. После чего уделил заметно большее внимание довольно коряво написанным отчётам семерых розмыслов-рудознатцев – кои с ранней весны и до середины лета проверяли все его "откровения" касательно тульских месторождений полезных ископаемых. Ну, и заодно "выгуливали" своих учеников, набранных по настоятельной просьбе государя-наследника, и находящихся на его же полном обеспечении – что довольно чувствительно отозвалось на его личном, далеко не резиновом кармане.
"Прекрасно!".
Свёрнутая карта и отчёты пропали в одном из ящиков стола. В другой ящик упала плотная и весьма основательно исписанная пачка листов с бумагами из первого металлургического завода – с ними требовалось разбираться без спешки и весьма обстоятельно. Жалобы, заявки и прошения, вопросы от бывших учеников касательно разных производственных тонкостей, кое-какая статистика… В результате этих нехитрых манипуляций, перед Дмитрием остался лежать опустевший тул, и – грамотка, отчего-то сплющенная едва ли не в плоский блин. Судя по остаткам небольшой сургучной печати с половинкой оттиска, сие послание было от его личной ученицы Домны.
"Никак Бутурлин рискнул проявить любопытство?".
– Хм?..
– Это я локтем приложился, Димитрий Иванович. Случайно вышло…
Скользнув чувствами по эмоциям своего ближника, и не обнаружив в них даже и мельчайших оттенков лжи, царевич едва заметно кивнул, милостиво принимая объяснение. Аккуратно развернул грамотку-блин, вчитался и на пару мгновений слегка прикрыл глаза.
– Я доволен тобой. Отдыхай.
Прижав правую ладонь к сердцу, весьма обрадованный заслуженной похвалой и в особенности – своим успешным участием в настоящем взрослом деле (пусть и не на первых ролях), Бутурлин откланялся.
Динь-динь-динь!
На мелодичные звуки небольшого колокольчика в Кабинет тут же заглянул Мишка Салтыков. Честно говоря, секретарь из него был так себе – но за неимением лучшего… Огласив своё желание незамедлительно увидеть княжича Горбатого-Шуйского, царевич вновь подхватил письмо, в котором шестнадцатилетняя Дивеева коротенько хвалилась своими успехами на лекарской ниве и довольно толсто намекала, что изрядно скучает по временам своей учёбы вообще, и по сереброволосому учителю в частности. Который, кстати, мог бы уже и призвать свою Драгоценность обратно, для дальнейшего наставления в лекарском деле.
"Ну да, из столичной Москвы да в провинциальную Тулу, где иные пациенты её не то что ровней – и человеком-то не считают. Какой девице такое понравится? Ничего, отрицательный опыт тоже полезен".