Шарль почувствовал, что ноги у него слабеют.
Нет, он не был готов к тому, что услышал.
После слов о сестре, всё, что дальше говорил герцог, звучало, как сквозь туман, но каждое слово попадало точно в цель, усиленное обидами последних дней. Шарль изо всех сил пытался удержать лицо, которое словно теряло очертания, расползалось изумлением, неверием, ужасом и откровенной ненавистью, потому что неверие постепенно уступало место отчаянию! Да! Всё правда! Всё очень похоже на правду!.. Герцог выполнил обещание – он, действительно, стал опасен. Нанёс удар, почти смертельный! В его доводах не за что ухватиться. Разве что…
– Я не верю, – чувствуя тошноту, пробормотал Шарль. – Должны быть доказательства…
Голос Филиппа долетел из какого-то другого мира:
– Они, несомненно, есть. Вам достаточно спросить мадам герцогиню.
– Она ни за что не сознается, – почти простонал Шарль. – А заставить её мне нечем!
Филипп вздохнул с откровенным сочувствием. Шарль не требовал доказательств от него, и это не укрылось от внимания герцога.
– У её светлости есть лицо – оно скажет всё само за себя. Для неё всегда было очевидно, что вы ничего не знаете, но, в принципе, могли как-то узнать, поэтому она принимала меры там, где видела возможную опасность. А всякие меры оставляют следы. И некоторые следы ложатся на бумагу в виде отчётов… Уверен, для герцогини совершенно немыслимо предположить, что подобные отчёты могли попасть в руки человеку лично заинтересованному, достаточно внимательному и достаточно умному, чтобы сделать выводы. С этой стороны она подвоха не ждёт, тем более, что человек, сделавший выводы, давно мёртв.
– Кто он?
Филипп выпрямился.
– Мой отец. И можете считать, кузен, что это его ответная пощечина с того света.
Шарль больше не мог «делать лицо». На ослабевших ногах, в несколько шагов, он кое-как добрался до полузаросшего мхом и травой пня и почти упал на него. Голова сама собой бессильно склонилась в ладони.
– Я всё равно не верю…
– Вспомните её герб, Шарль. Герб Девы… простой крестьянки… Насколько я знаю, на нём королевские лилии. Такие только на гербе вашего отца и у герцога Орлеанского – его брата – который вашей Деве… тоже не чужой. Ах, да! Похожие лилии носил когда-то ещё и Жан Курносый. Но тот тоже был королевским сыном… Вы не помните, кто дал такой герб девице, только-только получившей дворянство?
Шарль сделал жест, призывающий герцога замолчать.
Перед его глазами короткими вспышками проносились события жизни, которую он считал своей. Эти вспышки словно высвечивали тайные тени, не выговоренные слова, истинные причины… И вместе с ними угасали остатки веры, надежды и той последней, сыновьей любви, которая так и не была вырвана с корнем на коронации.