– Милорд Уорвик уже высказывал своё недовольство, – с откровенной неприязнью к этому самому милорду напомнил Кошон. – У них там появились новые резоны для того, чтобы нянчиться с этой девкой, как… – он помялся и со смехом закончил, – как с особой королевской крови! Но вы, Эстиве, духом не падайте. Если моё слово что-то для вас значит, поверьте этому слову – лично вам я предоставлю возможность завершить процесс так, как дОлжно! И очень скоро, надо только проявить немного терпения. Позвольте нашим трусоватым теологам терпеть поражения на допросах, и держитесь пока в тени без этих глупостей с пытками, отравлениями и прочей ерундой. Вы меня поняли?
Эстиве задумчиво погладил переносицу, потом кивнул.
– Ваше слово много значит для меня, Кошон.
– Вот и славно.
О том, что Бэдфорд договорился об обмене пленными епископ понял сразу, как только регент вызвал его в свою резиденцию и потребовал полного отчёта о процессе. Кошон изложил всё спокойно, обстоятельно, но не мог не заметить, что на лице Бэдфорда, при явном общем неуспехе суда, отразилось мрачное удовлетворение. Он как-то вяло пожурил епископа за слишком долгое топтание на месте и посоветовал хорошенько подумать над тем, что можно будет предъявить Риму, если там сочтут, что пора вмешаться.
– В крайнем случае, – добавил герцог, – объявите девицу помешанной и приговорите к заключению в какой-нибудь монастырь для покаяния.
– То есть, речь о публичной казни еретички уже не идёт? – уточнил епископ.
– Да что вам так далась эта казнь, Кошон?! У вас что, личные счёты с девицей?! – вспылил регент.
И на том разговор закончился.
Видимо, французская сторона была убедительна, как никогда, решил для себя Кошон, лихорадочно соображая, кто теперь из окружения английского короля может ему помочь. Выверенный и максимально просчитанный план был уже готов, но на финальной его стадии требовалось привлечение кого-то влиятельного. Бэдфорд таким кем-то быть уже не мог, так что оставался только тот, кто давно уже благоволил Кошону. И был это не кто иной, как кардинал Винчестерский!
Прелат как раз недавно ездил в Лондон, где выслушал все попрёки парламента, адресованные регенту. Вернулся уставший и крайне мрачный, и, если верить слухам, имел очень эмоциональный и слышимый далеко за пределами кабинета, разговор с милордом Бэдфордом, после которого несколько дней пользовался услугами лекаря, пускавшего ему кровь.
При таком раскладе, кардинала вряд ли посвятили во все тонкости переговоров с французской стороной. И Кошон торопливо воспользовался ситуацией.