Директрису просят смотреть в объектив, она выпрямляется и смыкает руки на груди.
— Она скакала галопом по жизни, была очень импульсивной и беспечной. Не умела задумываться о будущем, о последствиях своих поступков. По правде сказать, я с самого начала чувствовала, что ничем хорошим это не закончится…
Крупным планом крыльцо школы, на котором теснится стайка девушек-подростков в мягких шляпах и юбках-клеш. Они складывают чемоданы в одну кучу у крыльца, машут камере, обнимаются. Играет песня Кэта Стивенса «Жестокий мир». Девушки, сомкнув руки и связав вместе длинные полосатые шарфы, пляшут канкан, выбрасывая ноги высоко в воздух. В объектив попадают Эмбер и Джеки, камера останавливается на их смеющихся лицах с прищуренными глазами и широко открытыми ртами.
Экран медленно гаснет.
— Привет! Как дела? — Сэм звонил из своего фургона. Джеки был слышен шум дороги из дырки в полу у него под ногами.
— Отлично.
— Сегодня День Икс, не правда ли?
— Угу.
— И ты во всеоружии?
Послышался приглушенный смех, смех женщины, желающей, чтобы ее услышали. Джеки почувствовала раздражение. Во-первых, не очень-то красиво со стороны Сэма звонить ей в присутствии незнакомой женщины и тем более заговаривать на такие личные темы. Во-вторых, это означало то, что Сэм концентрирует всю свою энергию на другой женщине вместо того, чтобы, занимаясь своими делами, думать о Джеки и, возможно, о самом важном дне в ее жизни.
Она очень хорошо представила себе эту смеющуюся незнакомку, даже могла сказать, что у нее лежит в сумочке: зажигалка, усыпанная стразами, записная книжка с голографической обложкой, огромная щетка для волос с наклейками, леденцы в форме сигарет и мобильный телефон (с голограммой, которую можно купить только в Нью-Йорке), беспрерывно принимающий звонки от Ксанты, Манты и Иниго, которые предлагают ей провести выходные в Норфолке, вечеринку в Хокстоне, походы на частные концерты, комнаты VIP-особ… Теперь Джеки разозлилась уже по-настоящему.
— Кто это?
— Где?
Джеки отодвинула трубку от уха и посмотрела на нее так, будто хотела удавить.
— В твоем фургоне, Сэм.
Была еще одна причина для раздражения. Возможно, это звучало глупо, но ей не нравилось, что на ее месте в машине сидит другая женщина. («Хорошо, если просто сидит, скорее всего она свернулась калачиком, поджав или вытянув ноги и завернувшись в одеяло, как участница благотворительного фонда на пляжной вечеринке».) Ведь это было ее законным местом! Кроме нее, на этом сиденье почти никто не ездил. Она сидела на нем, когда Сэм покупал этот фургон у одного парня в Чигвэле, когда он загорелся на трассе М25, когда они продавали рассаду на рынке. Это было ее местом, и больше ничьим.