— Я бы вам советовал, — ответил на мою тираду Геннадий Александрович, — ознакомиться с партийными документами. Разве там не сказано, что США и НАТО постоянно пытаются втянуть СССР, несмотря на его миролюбивую политику, в третью мировую войну. Разве вы не знаете, что они поджигатели третьей мировой войны? Я удивлён, что вам требуется объяснять такие элементарные вещи. Вы вообще-то член партии или нет? А если вам не нравится подход к Севастополю на подводной лодке, то мог быть возможен и другой вариант. Люди Боргезе могли прибыть сюда и по суше. Они здесь уже бывали в годы войны — в сорок втором и сорок третьем годах, прибыв на автоколонне и доставив в Севастополь своё снаряжение и катера. Они могли при отступлении закопать часть снаряжения, а затем прибыть сюда в качестве туристов или пробраться как угодно, откопать снаряжение, взорвать линкор и уехать так же, как и приехали.
— Зафиксирован приезд каких-либо иностранцев накануне катастрофы в Севастополь? — спросил я.
— Они могли и не приезжать, — объяснил за брата Николай Андреевич, — а затаиться здесь ещё со времён войны, добыть фальшивые документы и ждать своего часа, который настал двадцать девятого октября.
Это сообщение меня окончательно добило, Я собрался, было, задать ещё несколько вопросов; скажем, как этим самым, скрывающимся со времён войны диверсантам, а равно их коллегам, попавшим в плен к союзникам, удалось в течение двенадцати лет сохранить нужный уровень боевой и физической подготовки и тому подобное, но не стал. Я ведь не был каким-нибудь заезжим корреспондентом центральной газеты, берущим интервью. Я был следователем, которому было поручено расследование причин гибели линкора и сотен людей.
Ты, наверное, знаешь, что первые упоминания в открытой печати об этой катастрофе появились лишь через пятьдесят лет после моего приезда в Севастополь и до сих пор журналисты спорят: кто же, в конце концов, взорвал этот старый ржавый итальянский линкор, набитый до отказа русскими моряками? Но то, что может на многие годы стать неразрешимой загадкой для журналиста, следователь узнаёт уже за первые сутки следствия.
Историю, которую мне поведали братья Черкашины, можно назвать классическим примером “презентации невинности”, о которой рассказывал лейтенант Лёша, и я ещё раз помянул добрым словом того безвестного опера, который преподавал в их спецшколе МГБ. Между “презентацией невинности” и “презумпцией невиновности” огромная разница.
— Товарищи, — обратился я к близнецам, — я, видимо, совершил ошибку, не предупредив вас заранее, что я не беру у вас интервью для газеты “Юный чекист”, а допрашиваю в качестве свидетелей. Поэтому я не дал вам подписать нужные для этого документы, надеясь на то, что столь ответственные товарищи, как вы, не будут сознательно вводить следствие в заблуждение. Сейчас, выслушав ваши показания, я вынужден напомнить, что свидетель несёт уголовную ответственность как за дачу ложных показаний, так и за отказ от дачи показаний. И предупреждаю, что могу вас взять под стражу прямо на месте, не испрашивая ни у кого предварительного разрешения.