— Это возможно, — констатировал он, пока я рассказывал, — только при наличии сплоченной партии с высокосознательными и дисциплинированными членами.
Многие факты, о которых я рассказывал, были хорошо известны Берзину, но, несмотря на это, он хотел, чтобы я остановился на них подробнее — его интересовала моя точка зрения, моя оценка организации и выполнения операции, мой анализ допущенных ошибок… У меня возникло чувство, что Берзин желает не столько познакомиться с делами Плевенской организации, сколько взвесить мою реальную значимость бойца, организатора подполья и конспиратора… Позже я убедился, что такой подход был характерен для Берзина. Он не только знал лично каждого оперативного работника в управлении, но имел точное представление о его моральных качествах, деловых способностях, характерных склонностях и в зависимости от этого ставил такие задачи, которые в максимальной степени соответствовали их подготовке. Эта черта в работе Берзина явилась одной из предпосылок блестящих успехов советской разведки.
Берзин предложил мне работу в Четвертом управлении.
— Не говорите сейчас ни «да», ни «нет». Речь идет не об отдельном задании, даже не об известном периоде времени — речь идет о судьбе. Судьбе разведчика. Вы выдержали, по нашему мнению, необходимый практический экзамен. Второе — искусство разведчика — придет с опытом. Для нас важно, что у вас руки рабочего, сердце революционера-коммуниста, что вы любите Советскую Россию…
Наш разговор продолжался долго. Потом Берзин вызвал в кабинет некоторых своих помощников, с которыми познакомил меня. Один из них — о нем я еще расскажу в этой книге — Гриша Салнин. Он руководил отделом, в который меня потом зачислили. С ним мне предстояло выполнять за границей ответственные задания. Мы еще долго беседовали, потом расстались, договорившись, что я подумаю и дам ответ.
Я дал Павлу Ивановичу согласие работать в разведке, но попросил предоставить мне некоторую отсрочку.
— Прежде всего у меня к вам, Павел Иванович, большая просьба. — Берзин кивнул головой. — Я хочу заслужить право учиться. Хочу поработать на каком-нибудь московском заводе… Я еще ничего не сделал для советской власти, чтобы жить на всем готовом…
Тебе, дорогой читатель, трудно представить реакцию Павла Ивановича Берзина на эти мои слова. Сначала он онемел, его синие глаза удивленно раскрылись, словно ему предложили трудно разрешимую загадку, потом в них засверкали веселые искорки и он расхохотался неудержимо, заразительно. Я смутился — неужели сморозил какую-то глупость?