Мать Сенней подошла ко мне поближе и внимательно всмотрелась мне в лицо:
– За что ты убил моего сына?
– Я убил его, потому что он хладнокровно распоряжался жизнями тех, за кого отвечал.
Она еще внимательнее всмотрелась мне в глаза, и отрицательно покачала головой:
– Это не вся правда.
– Вы правы. Я мстил за свою бывшую возлюбленную, которую он тоже убил. И еще я спасал своих друзей.
На этот раз она медленно кивнула. Я слышал, что владыки семей у эльфов наделены некоторыми спобностями, позволяющими понимать, правду ли говорит разумный.
– Как он умер?
Я подавил тяжелый вздох. Мне не хотелось говорить, но выбора не было.
– Я парализовал его ядом, а потом заколол.
Девушка отшатнулась. Она смотрела на меня с ужасом, но самое страшное, что к этому ужасу примешивалось понимание.
– Он чувствовал, как умирает?
– Да. Он все видел, и чувствовал, но не мог пошевелиться.
– Неужели ты не мог убить его менее жестоко?
– Не знаю. Я сам был почти мертв, – она нахмурилась – и я хотел, чтобы он умер именно так. Чтобы он почувствовал то, что чувствовали его жертвы.
– Он заслуживал этого?
– Я не знаю. Я думаю, что заслуживал.
Мать Сенней молча смотрела на меня несколько мгновений, а потом, повернувшись к императору, сказала:
– У меня нет больше вопросов, отец мой.
Разговор наш длился недолго, но я уже успел забыть о том, что кроме нас двоих в комнате присутствует еще и император. Он внимательно посмотрел на меня, слегка склонив голову на бок, и вид у него при этом был совершенно несерьезный. Мне упорно казалось, что император готовится сказать что‑то забавное. Я окончательно перестал понимать, что происходит, стало совсем неуютно, и захотелось поскорее получить свой приговор, и убраться из кабинета куда‑нибудь подальше отсюда, пускай, даже на каторгу, или вообще – на плаху. На меня смотрели двое очень могущественных разумных, от которых сейчас зависела моя дальнейшая судьба, и по их виду было совершенно непонятно, какое решение они примут. Тяжелое молчание никак не кончалось, и мне уже не было ни страшно, ни стыдно – хотелось нагрубить и сплюнуть на пол. Но я сдержался, конечно.
Наконец, император нарушил молчание. Голос его был не слишком громок, но строг, в нем сквозил холод и властность. В сочетании с несерьезным выражением лица это здорово сбивало с толку…
– Ты мог его убить, чтобы защитить себя. Ты мог его убить, чтобы выполнить долг, и защитить тех, кого должен был защитить. Ты мог его убить из мести. Он заслуживал смерти. Но ты убил, потому что посчитал, что можешь судить. А судить ты не имел права, сид. В империи только я могу выносить смертный приговор, а ты присвоил себе мои прерогативы. На момент совершения преступления, ты еще не был полноценным гражданином империи, и будь это так сейчас, я бы вышвырнул тебя из страны. Но я вижу, что твое непосредственное начальство посчитало, что ты достоин того, что бы тебя защищать. Я уважаю мнение своих подданных, и не буду его отменять. Но и простить тебя не могу. Это было бы слабостью. Я решил так: пусть будет, как скажет дочь моя.