— Да, вследствие своего жестокого эгоизма. Как сейчас помню его слова: «Мерри, все утрясется».
— Неизлечимый оптимист, — пробормотал Пуаро.
— Он никогда не принимал женщин всерьез, — сказал Мередит Блейк. — И он узнал, что Каролина оскорблена до глубины души только с моих слов.
— Она сама сказала вам об этом?
— Не сказала, но я никогда не забуду ее лица, каким оно было в тот вечер: бледное, какое-то напряженное, в голосе неестественная веселость, а в глазах — такое отчаяние, какого я не видел ни до, ни после. И это у нее, у такой нежной и хрупкой!
Эркюль Пуаро долго молча смотрел на своего собеседника. Неужели тот говорит о женщине, которая задумала и на другой же день коварно привела в исполнение убийство своего мужа?
У Мередита Блейка уже прошло первое неприятное впечатление от своего знаменитого гостя. Эркюль Пуаро обладал талантом слушать, а такие люди, как Мередит Блейк, живут воспоминаниями. И он продолжал говорить таким тоном, точно беседовал сам с собой.
— И как это мне не пришло в голову в тот вечер? Ведь именно Каролина перевела разговор на мое… хобби. Должен вам сказать, что я очень увлекался ботаникой, особенно теми растениями, которые в старину применялись в медицине, а позднее совершенно исчезли из официальной фармакологии. Разве не удивительно, что обыкновенный настой того или другого растения может делать чудеса? Французы понимают это лучше, чем мы. Их лечебные отвары замечательны.
Дойдя до своего хобби, Мередит оживился:
— Чай из стебля одуванчика, например, великолепная вещь. А ягоды шиповника! Впрочем, они, кажется, опять приняты в фармакологию. Да, исследование свойств растений было для меня громадным удовольствием. Я даже впадал в суеверие: выкапывал корешки непременно в полнолуние и соблюдал все правила сбора, предписанные древними знахарями.
В тот памятный день я рассказал своим гостям о крапчатом болиголове. Плоды его следует собирать, когда они начинают желтеть, и тогда можно добыть из них кониин. Кажется, этот препарат не признан современной медициной, и напрасно, так как он проверен мною при лечении астмы и коклюша.
— Вы рассказывали своим гостям о кониине в лаборатории?.
— Да, мы все были там: Филип, Эмис, Каролина, Анджела и Эльза.
— Больше никого не было?
— Никого. А кто еще должен был быть?
— Я полагал, что гувернантка…
— А, понимаю. Нет, в тот день ее здесь не было. Как это ее звали? Славная женщина, очень добросовестная. Девочка ужасно ее изводила своими проказами… Однажды, когда Эмис работал над картиной, Анджела сунула ему за воротник гусеницу. Если бы вы видели, что с ним стало! Он прямо взвился. После этого он потребовал, чтобы Анджелу отправили в школу-интернат.