— Присядьте, мсье Пуаро, и расскажите. Мне очень интересно.
«Нет, — подумал Пуаро, — тебе не интересно. Тебе абсолютно ничто не интересно». Большие серые глаза — как мертвые озера. С ней надо быть иностранцем, только иностранцем.
— Я смущен, мадам! — воскликнул он. — Я очень смущен!
— Но почему же?
— Потому что я понимаю, что напоминание о минувшей драме может причинить вам боль.
Неужели он ее насмешил? Да, она смеется.
— Такую мысль подал вам, вероятно, мой муж. Он меня не понимает и никогда не понимал. Я совсем не так чувствительна, как он воображает.
«Да, — подумал Пуаро, — это верно. Чувствительная женщина не стала бы гостить в доме Каролины Крэль».
— Чем же я могу вам помочь? — спросила леди Ди-тишзм.
— Вы уверены, мадам, что вам не будет слишком тяжело вспоминать прошлое?
Она задумалась, и у Пуаро мелькнула мысль, что леди Дитишэм — натура очень откровенная. Она может лгать, конечно, но только по необходимости, а не из любви ко лжи.
— Нет, не тяжело, — медленно проговорила она, — не тяжело, к сожалению.
— Почему — к сожалению?
Она сделала нетерпеливое движение.
— Потому что очень скучно никогда ничего не чувствовать.
«Да, Эльза Грнр умерла», — подумал Эркколь Пуаро. А вслух сказал:
— Это облегчает мою задачу, леди Дитишэм. Так что, если вам не будет слишком тяжело…
— Мне совсем не будет тяжело. Тяжело бывает только тогда, когда это происходит на твоих глазах. Мой муж понять этого не может. Он думает, что судебный процесс и все связанное с ним было для меня пыткой.
— А разве это не так?
— Нет, меня это только занимало.
В голосе леди Дитишэм звучало даже какое-то удовлетворение.
— Боже, как нападал на меня этот старый негодяй Деплич! В нем сидел сам дьявол! Я парировала его выпады с наслаждением. И он меня не переспорил.
Она посмотрела на Пуаро с улыбкой.
— Я не разбиваю ваших иллюзий, надеюсь? Двадцатилетней девочке подобало, наверное, находиться в полной растерянности от стыда и еще от чего-нибудь. Со мной этого не было. Я не обращала внимания на то, что обо мне говорят и пишут. Я только хотела одного.
— Чего?
— Чтобы ее повесили, конечно. Чего же еще?
Пуаро взглянул на ее руки. Очень красивые руки с длинными загнутыми ногтями. Руки хищницы.
— Наверное, вы считаете меня мстительной? — сказала она. — Да, я мщу всем, кто меня задевает. Эта женщина была самым гнусным типом женщины, какой только существует. Она знала, что Эмис меня любит и хочет ее бросить. Так она его убила, чтобы он не достался мне. Разве это не подло?
— Вам, по-видимому, незнакомо чувство ревности, — промолвил Пуаро.