Примерно через четверть часа дверь открылась, и надзиратель в темно-синей униформе впустил лысоватого мужчину лет шестидесяти. Колльберг подошел и пожал ему руку:
— Колльберг.
— Биргерссон.
Он оказался человеком, с которым было приятно разговаривать.
— Следователь Стенстрём? Да, я его помню. Очень симпатичный. Передайте, будьте любезны, ему привет.
— Он умер.
— Умер? Трудно поверить. Такой молодой… Как это случилось?
— Именно об этом я и хочу с вами поговорить.
Колльберг объяснил, что ему необходимо.
— Я целую ночь прослушивал магнитофонную запись, — в заключение сказал он. — Но думаю, что вы не включали магнитофон, когда, например, пили кофе.
— Не включали.
— Но и тогда разговаривали?
— Да. По крайней мере, часто.
— О чем?
— Обо всем на свете.
— Вы не могли бы вспомнить, что больше всего заинтересовало Стенстрёма?
Биргерссон подумал и покачал головой.
— Это был обычный разговор. О том о сем. Ни о чем особенном. Что его могло заинтересовать?
— Именно это я и хотел бы знать. Колльберг вынул блокнот, который дала ему Оса, и показал его Биргерссону.
— Это вам ни о чем не говорит? Почему он написал слово «Моррис»?
Лицо Биргерссона просветлело.
— Мы, наверное, разговаривали о машинах. У меня был «моррис-8», знаете, большая модель. И наверное, в связи с чем-то вспомнили об этом.
— Ага. Когда вы что-то вспомните, позвоните мне. В любое время.
— Машина у меня была старая и неказистая. Зато как ходила! Моя… жена стыдилась ее. Говорила, что у всех новые машины, а у нас такая рухлядь.
Он заморгал глазами и умолк.
Колльберг быстро закончил разговор. Когда надзиратель увел убийцу, в комнату зашел молодой врач в белом халате.
— Ну как вам понравился Биргерссон? — спросил он.
— Он производит приятное впечатление.
— Да, — сказал врач. — Он молодец. Единственное, что ему было надо, это избавиться от той ведьмы, на которой он был женат.
Колльберг пристально посмотрел на него, спрятал бумаги и вышел.
* * *
Была суббота, половина двенадцатого ночи. Гюнвальд Ларссон замерз, хотя надел теплое пальто, меховую шапку, лыжные брюки и обул лыжные ботинки. Он стоял в подъезде дома на Тегнергатан, 53. Стоял здесь не случайно, и его трудно было бы заметить в темноте. Он провел здесь уже четыре часа, и к тому же это был не первый вечер, а десятый или одиннадцатый.
Он уже хотел возвращаться домой, когда погаснет свет в тех окнах, за которыми наблюдал. Однако без четверти двенадцать перед домом с противоположной стороны остановился серый «мерседес» с иностранным номером. Из него вышел какой-то человек, открыл багажник и взял чемоданчик. Затем перешел тротуар, отпер ворота и исчез во дворе. Через минуту вспыхнул свет за спущенными шторами.