— Все это хорошо, — сказал сидевший ко мне спиной незнакомец, — но если родные не будут разговаривать с детьми дома только по-украински, те никогда не научатся родному языку.
«Это правильно, — думал я, — но удастся ли нам так сделать, повернуть вспять необратимый процесс, который неумолимо прогрессирует, — таких, как мой Тарас и Калина, становится все больше, а таких, как Джемма, все меньше. Для большинства детей нашей диаспоры, в каких бы школах они не учились, родным языком все чаще становится английский».
Пока я думал об этом, разговор за соседним столом перешел на другую тему; теперь говорили о военных преступниках, о том, что организованы специальные центры по выявлению и передаче их той стране, где они совершали преступления.
— Штаты считают, что у них скрывается не более тысячи таких, что избегают суда, — сказал преподаватель. — А у нас в Канаде генеральный прокурор определил, что их не более сотни…
— Канадский еврейский комитет возмутился: мол, это заниженная цифра, — сказал журналист, — и обижается на канадское правительство за то, что оно укрывает еще многих, не считая их преступниками… В январе Комитет отправил по этому поводу меморандум генеральному прокурору и министру юстиции, но и до сих пор не получил от них ответа.
— Говорят, Комитет обратился к Советскому Союзу, чтобы тот дал какие-то документы о военных преступниках…
— Ну, это уж зря, — бросил недовольно тот, что сидел ко мне спиной, — Советы представят такие документы, где все сфальсифицируют, свалят в одну кучу с нацистами и нас, националистов, которые боролись против коммунизма…
— А разве мы не расстреливали евреев и поляков, разве наши не ходили в карателях? — не вытерпел я.
Мои слова прозвучали, как взрыв бомбы. Все четверо вперили в меня взоры, полные ненависти и негодования. Только давно знавший меня журналист произнес с насмешливой снисходительностью:
— Не обращайте внимания, Панове, это пан Курчак, его уже давненько кто-то перекрасил в красный цвет.
Я поднялся и вышел. Мне неинтересно говорить и спорить с ними.
Томас, брат работника канадского консульства в Москве, сообщил на следующий день о том, что Джемма Курчак за свой поступок объявлена персоной нон грата и выдворена из СССР.
— Позор, — сказав нам об этом, добавил Томас. — Художница связалась с какими-то подонками.
Выдворению Джеммы из Союза предшествовала пресс-конференция; на ней присутствовал и канадский корреспондент, кое-какие кадры он заснял и записал. Я увидел их, и они больно ранили мое сердце. Моя гордая Джемма униженно созналась в своей вине. Волнуясь, она сбивчиво говорила: