Первому остановившемуся Аввакум сует бумажку, а потом говорит «куда». Тот хочет заартачиться, но потом вдруг неожиданно узнает Аввакума и, не веря, спрашивает:
— Вы — тот самый?
— Да, тот самый, — говорит Аввакум. — Понимаете, друг из Америки приехал, надо отвезти.
— Никаких проблем, отвезем, — говорит тот, пряча бумажку.
Я совершенно не осознаю, что происходит. Вязкое забытье. Голова моя взбрасывалась из положения «риз», и я пытался понять, не завезет ли и не разденет ли догола? В кармане пиджака была тысяча их денег и около тысячи долларов. За последние могли отвинтить голову, навсегда, и не вернуть, так как это равнялось трем годовым заработным платам.
Как я ему показал, в какой переулок и к какому дому, загадка пьяного Сфинкса. По-моему, он еще дотащил меня до лифта.
— Мамуля!.. — сказал я, падая в дверях.
Сквозь туман, вязкость, дикую головную боль я слышу голос:
— Ну, сынок, ты вчера «на бровях пришел». Я вообще не представляла, что можешь быть таким пьяным.
Я тоже!.. Я давно уже не слышал этого оборота, обычно он применялся к старому поколению. Использовать надо… Усилие осмыслить отдалось невероятной болью в висках. Что же я вчера выпил?
— Я не пил, мне наливали.
Тот же голос, как с неба, говорит:
— Звонил Аввакум, интересовался, как твое самочувствие? Сказал, на базу едет, ты у него вчера всю водку выпил.
Ах вот что я вчера пил — водку. Ой, что же это с висками, не надо говорить слово «водка».
Я пытаюсь открыть глаза — не получается. Я пытаюсь сесть, но падаю. Неужели это состояние называется — «живой»? По-моему, это называется «живой труп».
Голос продолжает бурить меня:
— Сегодня, слава Богу, суббота. Надеюсь, ты уже не будешь бегать по своим редакциям до упаду? Может, проведешь время наконец-таки с мамой? Ты живой, Алеша?
— Мертвый, — отвечаю я. — Сколько времени?
— Двенадцать.
— Мам, ты не можешь меня в душ отнести?
— Отнести не смогу — тебе уже не пять лет. Но дойти помогу.
Я стою под дико горячим душем, но прийти в себя не получается. Делаю его дико холодным.
Она заваривает крепкий клубничный чай, дает клубничное варенье.
— Звонила Вера, просила передать, что пропуск у администратора.
— Какая Вера, какой пропуск?
— Вера — актриса, а театр — драматический.
Горячий чай успокаивает чуть-чуть внутренности, но голова разламывается.
Только сейчас до меня доходит, что вечером я иду в театр.
Я пытаюсь повернуться и морщусь от боли.
— Тебе дать таблетку?
— Нет. Я не пью таблетки.
На улице приятный ветер и ходят люди. Я удивляюсь, что они ходят прямо.
На кладбище мама оставляет меня наедине с памятником. Слезы катятся из глаз. При ней я почему-то стесняюсь плакать.