Так же вот один из них несколько секунд не отрывал взгляда от Костьки, словно силился что-то вспомнить, и, не доверяя себе, ждал ответного знака. Костька оцепенел от его водянистых глаз, а потом, когда сверкнула догадка, не мог слюну сглотнуть от волнения и непонятной тревоги.
— Вовка! — ворвался он домой, пугая криком игравшую на полу сестру. — Хуго видел!.. Зуб даю!..
Вовка глядел не понимая.
— Ну, немца, что у нас стоял!.. Денщика!..
— Где? — Вовка тоже пыхнул как бумага.
— На станции, кирпичи разбирает…
Через минуту они уже гнали к вокзалу. Ленку тащили на закорках, по очереди, — своими ногами она все равно не справлялась.
Сивого немца среди занятых медленным делом пленных отыскали не сразу, — он перешел на другой участок. Но наконец мелькнула его рваная, осевшая по самые уши пилотка, потом он оказался совсем недалеко.
— Эй! — срывающимся голосом крикнул Костька.
— Хуго! — позвал и Вовка.
Немец поднял голову и огляделся, точно хотел увидеть того, кому кричали подошедшие. Костька поманил его:
— Хуго!..
— А ну, подальше! — крикнул сидевший неподалеку охранник. Он даже не привстал с тумбы.
— Дядь, этот немец жил у нас! — двинулся к нему Вовка.
— А ну, давай отсюда! — пригрозил конвойный, выпрямляясь. — Кто жил? — Он поглядел на приблизившегося пленного. — Этот?
Немец пожал плечами, продолжая непонимающе, тупо смотреть на подозвавших его людей.
— Этот? — повторил охранник.
Лицо пленного заросло редкой рыжей щетиной, потемнелой на впалых, глубоко провалившихся щеках. Белесые пучки на выступающих надбровьях прикрывали неподвижные, какие-то расплывчатые, мутные глаза — без цвета, словно и без жизни. Но нет, что-то вроде колыхнулось в них: немец сморщил лоб и вгляделся в лицо того, кто только что манил его ладошкой… Потом открыл рот и приложил к губам два грязных пальца.
— Табак… — шевельнул он обметанными серым налетом губами.
Это был не Хуго. Тот был крепче в кости, осадистей, шире лицом. Или нет, не шире, а как-то круглее…
И конечно, — зубы… Зубы у Хуго были, как у лошади, — так говорил о них Вовка, когда Ехимов денщик скалился в хорошем настроении. Но зубы можно было и потерять… Не в них было дело. Дело было в том, что и Вовка поначалу принял этого старика за постояльца; пусть прибитого, опустившегося, заросшего грязью, но — не Хуго… Что-то было в них похожим.
— Хуго… — Костька повторил это, думая уже не о пленном, который успел опустить пальцы и раскрыть рот, обнажив голые десны, а о том крепыше солдате, что каждое утро чистил до блеска свои и Ехимовы сапоги у них на кухне и всякий раз после этого долго мыл сильные, покрытые светлыми волосами руки.