Мороз вернулся, будто опомнился До войны к середине марта уже грачи прилетали, на весь Городок галдели, подновляя свои гнезда на высоких деревьях, у Сергиевской горки. В этот раз их и не чуялось.
Плотное небо висело низко, сухая поземка забивала промятые в снегу колеи и следы ног. Снег под ногами скрипел пронзительно, по-зимнему, как капуста под ножом.
Вовка с Костькой одевались во все дедово, что тот оставил после себя. У одного на ногах — старые сапоги без голенищ, опорки, в которых дед, бывало, сидел на завалинке в самую жару. В опорках по бокам дырки проделаны, шпагат, продетый в них, и держит обувь на недоросшей ноге. У другого, у Вовки — так распорядилась мать, — старые, но крепкие подшитые валенки, в которых, несмотря на большой размер, чувствуешь себя как дома. И на плечах у обоих его же, дедова, одежка — с перешитыми пуговицами, с веревочным кушаком у внука. Главное — ничего себе, голое прикрыто, терпеть можно.
Мерзли больше всего коленки, полы защищали плохо, а штаны на крепких морозах совсем не держали тепло. Костька отворачивался от ветра и тер их сквозь материю руками, ноги саднили, но не согревались. Чтобы снег не попадал в сапоги, штаны были выбраны поверх и перевязаны у щиколоток бечевками, это было просто и здорово, так делали все, если надо было идти по снегу.
Наст был жестким — в минувшие дни солнце успело прихватить уплотнившуюся поверхность, спаяло корку, идти по ней было нетрудно. Но кое-где поземка намела свежие складки, на них и сбивались ноги с ровного шага.
В Насыпном тупике стоял товарный состав, Вовка к нему и привел Костьку. Накануне вечером, когда мать, выменяв на базаре соли, нажарила целую сковородку легкого и удалось почти досыта наесться, они проговорили за печкой до полночи. Вовка рассказал об этом загнанном в тупик товарняке, к которому ему днем не удалось подойти, — на дороге, невидимые издалека, стояли охранники. Перед войной они с Костькой и сюда, конечно, захаживали, носились по проросшим полынью штабелям старых шпал, вытянувшимся вдоль крайней ветки. Рядом на насыпи стеной стояли посадки боярышника, а за ними уже лежали деревенские поля.
Было похоже, что состав пригнали под разгрузку, широкая полоса свободного места позволяла опорожнять все вагоны сразу, по всей длине эшелона, об этом и говорил Вовка ночью, подговаривая Костьку снова, уже вдвоем, отправиться к тупику. Что бы там ни было в теплушках, все равно после разгрузки что-нибудь остается: щепки, крепежные клинья, веревки, проволока. Было, что и ящики оставались, и бочки деревянные пустые, и плетеные корзины… Однако что-то пугало Вовку, и сам не мог понять что, и он предложил подойти к тупику со стороны посадок, чтобы никто не мог заметить.