Антика. Том 2 (Еврипид, Гомер) - страница 314

Злая молва и твоих стол недостойная дел,
Будто герой мой, кого Юнона и подвигов долгих
Не укротила чреда, игом Иолы смирен.
Как бы был рад Еврисеей,[99] как рада сестра Громовержца,
Как бы мачехе твой был наслажденьем позор!
Но не тому, для кого единая ночь, по преданью,[100]
Счастьем была не затем, чтобы такого зачать.
Больше Юноны тебя сгубила Венера: та гневом
Лишь возносила; к ногам слабым повергла любовь!
О, погляди же на мир, смиренный карающей силой
Всюду, где землю кругом синий обходит Нерей:[101]
Миром тебе и земля, и влага обязана моря,
Обе обители ты солнца наполнил собой.
Небо ты нес на себе, готовое встретить Геракла,
На раменах на твоих звездный Атлант заблистал.
Что же? всю славу свою ты только снискал для позора,
Коль любодейством свои подвиги вздумал венчать?
Ах, о тебе ль говорят, что твердой сдавил ты рукою[102]
Змей, и в пеленках уже стоил Юпитера сын?
Начал прекраснее ты, чем ныне кончаешь; конец твой
Ниже начала, и муж с отроком разнится тем.
Тысячи диких зверей и грозный потомок Сфенела[103]
Не одолели тебя, так одолела любовь.
Славят счастливой меня, затем что жена я Гераклу,
И на крылатых конях свекор мой грозно гремит.
Как и неровным быкам худая под плугом работа,
Также и слабой жене в тягость великий супруг.
Вид это чести, не честь, и ноша тяжелая сердцу.
Если, как надо, сойтись думаешь, с ровней сойдись.
Вечно далеко супруг, и мужа известнее странник,
Гонит чудовища он, гонит ужасных зверей.
Я же одна, сиротой, свершивши невинные жертвы,
Мучусь, – вот-вот упадет муж перед дерзким врагом;
Бьюсь со змеями, как ты, со львами и с вепрями злыми,
И треглавые псы гонят за мной по следам.
Жилы овец смущают меня, сновиденья пустые,[104]
Знаменья, коих ищу ночью, в таинственной мгле.
Грустная, только ловлю молвы неверной шептанья,
Гонит надежда тоску, гонит надежду тоска.
Мать[105] далеко и в тоске, что богом могучим любима.
Амфитриона[106] отца, отрока Гилла здесь нет.
Лишь Еврисфея, слугу неправого гнева Юноны,
Лишь продолжительный гнев чувствую вышней на нас.
Этой ли мало беды? – Любовниц чужих прибавляешь;
Матерью каждой жене стать от Геракла легко.
Не помяну средь долин Парфенских доруганной Авги,[107]
Или мучений твоих, внука Ормена,[108] в родах;
Не завиню за сестер тебя, за Тевтрантову шайку,[109]
Где ни одной из толпы ты не оставил, Геракл.
Новую только вину – одну назову любодейку,
Ту, по которой и Лам Лидянин[110] пасынок мне.
Знаю, Мэандр, но краям одним многократно блуждая,
Часто вращая назад ток утомленной волны,
Видел монисты, на той висевшие шее Геракла,
Коей и весь небосклон малою тягостью был.