Sa vue, sa vue! tous les agenouillages anciens et les peines relevés à sa suite.
Son jour! l’abolition de toutes souffrances sonores et mouvantes dans la musique plus intense.
Son pas! les migrations plus énormes que les anciennes invasions.
O lui et nous! l’orgueil plus bienveillant que les charités perdues.
O monde! et le chant clair des malheurs nouveaux!
Il nous a connus tous et nous a tous aimés. Sachons, cette nuit d’hiver, de cap en cap, du pôle tumultueux au château, de la foule à la plage, de regards en regards, forces et sentiments las, le héler et le voir, et le renvoyer, et sous les marées et au haut des déserts de neige, suivre ses vues, ses souffles, son corps, son jour.
Он есть жар сердца и − миг сей, ибо возвёл дом свой, открытый извергающей пену зиме и шуму лета, − он тот, кто яства и питие очистил – кто есть шарм тающих за спиной местечек и сверхчеловеческий восторг станций железнодорожных. Он есть жар сердца и − миг грядущий, сила и любовь, которые мы, восставши среди вспышек ярости и бедствий, видим мимо летящими по небу грозовому в знамёнах экстаза.
Он есть любовь, совершеннейшая, вновь открытая мера, как по-волшебству возникший и врасплох застигший нас здравый смысл, и вечность: машина фатальными свойствами облюбованная. Мы все ужас почуяли от того, что в дар от него получили и что ему от себя передали: о, радость обладания (дарованным нам) здоровьем, взлёт способностей наших, эгоистичная привязанность и страсть (наша) к нему, − к тому, кто любит нас ради жизни вечной своей…
И мы вызываем его в памяти нашей, и он отправляется в путь… И когда Поклонение тает, звенит, звенит и его обещанье: «Прочь суеверия, эти ветхие тела, эти радости у камелька и эти векà. Эпоха рухнула в бездну!»
Он не уйдёт, с неба не снизойдёт, до конца не дойдёт в искуплении приступов гнева жён, взрывов веселья мужей и всего греха сего: ибо свершилось сие при нём, возлюбленном.
О, его дуновенья, лики, направленья; ужас внушающая стремительность совершенства форм и действия.
О, плодовитость разума и безмерность вселенной!
Тело его! Долгожданное освобожденье, благодати крушенье с новым неистовством скрещённое!
Взор его, взор его! Все былые коленопоклоненья и муки вознесённые ему вослед.
Заря его! Звучных и волнуемых прекращенье страданий в музыке мощнейшего усиленья.
Шаг его! миграции более значительные, чем полчищ нашествия древних.
О, мы и он! гордость более милостивая, чем утраченные благостыни.
О, мир! и песнь светлая горестей новых!
Он всех нас узнал и всех нас возлюбил. Возможем и мы, этой зимней ночью, от мыса к мысу, от полюса открытого всем ветрам к зАмку, от столпотворения к взморью, от взглядов к взглядам, почти без сил и без чувств, окликнуть его и узреть и вновь от себя оттолкнуть и, под водами хлынувшими и с высоты снежных пустынь, следовать за его взорами, его дуновеньями, его телами, его светом.