– Значит, эти будут лучше?
Принц Луи широко зевнул, прикрывая ладонью рот, и Горбун недовольно поморщился. Диагноз Луи, летаргия Белоснежки, давно уже ни для кого не был секретом. Правда, при дворе замалчивали, где и когда кронпринц подцепил этот недуг (из уважения к техническому прогрессу действие черной магии называли не иначе как болезнью). Однако в парламенте Альбиона уже вовсю обсуждали опасности и преимущества, которые повлечет за собой появление на троне Лотарингии короля, в любой момент готового провалиться в многочасовой беспробудный сон.
К кому только не обращался Горбун! По сведениям альбийской разведки, он просил помощи даже у ведьм-деткоежек. Но Луи все так же зевал каждые десять минут, прикрывая лицо рукавом бордового камзола.
– Слово Уилфреда Альбийского тому порукой, если недостаточно моего, – ответил Джон на вопрос короля. – Машины, которые я предлагаю вашему величеству, не только летают быстрее и выше гоильских, но и не в пример лучше вооружены.
Кто-кто, а Джон Бесшабашный мог утверждать это смело, потому что гоильские самолеты тоже изготовлялись по его чертежам. Но Горбуну он об этом, конечно, не сказал. Даже Уилфред Альбийский ничего не знал о прошлом прославленного инженера. Новое лицо и имя надежно защищали от нежелательных разоблачений, равно как и от преследований, потому что, по слухам, гоилы до сих пор не оставили надежды разыскать Джона Бесшабашного.
Но новый нос и подбородок – лишь малая часть платы за обретенный покой. Джон Бесшабашный провел годы в гоильских застенках. То, что ему довелось пережить там, до сих пор являлось ему в ночных кошмарах – хорошо еще он привык обходиться лишь несколькими часами сна.
Последние годы многому его научили. Вряд ли убавили спеси и жадности – порой приходится смотреть правде в глаза – и вряд ли прибавили храбрости. Но, даже оставаясь все тем же эгоистичным, самовлюбленным трусом, Джон Бесшабашный осознал кое-что важное, касающееся как его лично, так и людей вокруг и жизни в целом.
– Даже если генералы вашего величества не считают милитаристские потуги гоилов достойными внимания, Альбион, смею заверить, разделяет мою обеспокоенность, – продолжал Джон. – Именно поэтому парламент и поручил мне представить вашему величеству кое-что из моих последних изобретений.
На самом деле повеление исходило от Уилфреда Альбийского. Упоминание парламента было лишь данью уважения демократическим традициям, которыми так гордился Альбион, нисколько не смущаясь тем, что на деле власть в стране по-прежнему оставалась в руках короля и высшего дворянства. Совсем как в Лотарингии, где народ, правда, был настроен куда менее романтически, отчего мятежи вспыхивали в столице один за другим.