— Расскажи — буду знать.
Над синими девичьими глазами трогательно затрепетала ресницы:
— Снится мне, будто я в своем селе и в своей хате вымешиваю на рассвете тесто в кадке, а к моему окну подошел полный месяц и присматривается, что я делаю. В эту минутку в дом заходит моя тетка и спрашивает:
— Кому ты, Марьяна, месишь тесто в кадке?
— А я тихонько ей: «Этому месяцу ясному…» Что вы скажете на такое чудо?
Мать улыбнулась так, что радость и грусть затрепетала на ее губах и морщинах, шли от них:
— Скажу тебе, Марьяна, что скоро ты будешь месить дежу не попадье, а своему месяцу.
— О, такое придумаете, — смутилась, покраснела девушка, а в ямках ее заиграла радость.
— Пусть только ясно светит тебе твой месяц, — вздохнула мать.
Девушка припала к ней, что-то зашептала на ухо, а потом спохватилась:
— Побегу, потому что, может, проснулась моя попадья и уже кричит из постели: «Кохвию!».
— И где она его теперь достает?
— Изредка у перекупщиков, а то из сушеных желудей мелем. Господа и свиньи любят их, — засмеялась и, как ветер, вырвалась со двора.
— Метелица, и все. И где она в бога растет такая красота, и кого она наколдует себе? — улыбнулась ей вслед мать, а дальше загрустила: — Если бы ей случилась хорошая пара. А то, не дай бог, попадется невесть что и растопчет молодой век, как цветок на дороге.
Не знаю почему, но мать моя всегда соболезновала судьбам служанок, бедных девушек, особенно тех, что выходят замуж в чужую сторону. Поэтому молодость почти ежедневно веяла косами в нашем доме. Каких только песен ни перепела она с моей матерью, каких только тайн не рассказала ей. Даже в недоброй памяти тысяча девятьсот тридцать седьмом году, когда над моей тогда кудрявой головой нависло несчастье, мать, как могла, днем утешала меня своей и девичьей песней, а ночью при звездах плачем молила судьбу, чтобы она была справедливой к ее ребенку…
— Мама, так я сегодня поеду в Якимовскую загородку.
— А ты не заблудишься, сынок?
— Я же говорил, что знаю дорогу.
— И откуда это знание? — удивляется мать. — Я сама, кажись, не попала бы туда.
— Женщины почему-то плохо запоминают лесные урочища, — говорю немного свысока, а сам и не признаюсь, что не раз терял дорогу в лесах. Но я их так люблю, так сроднился с ними, что даже прошлые огорчения теперь вспоминаются с улыбкой.
А было у меня одно приключение, о котором до сих пор никому не говорил. Перед зелеными праздниками пришлось мне повести Обменную на ночь в леса. Зная нрав нашей клячи, я очень опасался, чтобы она куда-нибудь не забрела, не сделала потравы либо не прибилась в чью-то загородку. Тогда кто-то заберет ее — и ищи ветра в поле. Поэтому я додумался сделать вот так: длинную уздечку привязал себе к ноге, надвинул шапку на уши и лег спать. Обменная пасется, понемногу тянет меня за собой, а я то просыпаюсь, то снова засыпаю. И надо же было, чтобы она на рассвете почему-то прянула и сиганула в туман, волоча меня по земле. Пока я, ударившись о несколько пеньков, вскочил на ноги, из моих глаз, как из дымарей, разлетались искры и поджигали деревья. Наверное, только туман и роса спасли их от пожара. Дня два тогда гудели жернова в моей голове, но я держался, как и надлежало парню…