Прямо над нашим домом пролетают лебеди. Они летят ниже растрепанных, обвисших облаков и стряхивают на землю тревожные звуки далеких колоколов. Дед говорит, что так поют лебединые крылья. Я присматриваюсь к их мельканию, прислушиваюсь к их пению, и мне тоже хочется полететь за лебедями, поэтому и поднимаю руки, словно крылья. И радость, и грусть, и серебряный перезвон кутают и кутают меня своим снованием.
Я как будто становлюсь меньше, а вокруг увеличивается, растет и изменяется весь мир: и запруженное белыми облаками небо, и одноногие скрипучие журавли, что никуда не полетят, и латанные веселым зеленым мхом крыши, и голубоватая дубрава под селом, и черная плоть пробивающейся из-под снега земли, взвихренной туманом.
И этот весь мир трепыхается-изменяется в моих глазах и отдаляет и отдаляет лебедей. Но я не хочу, чтобы они улетали от нас. Вот если бы каким-то чудом послушали меня: сделали круг над селом и снова пролетели над нашим домом. Если бы я был чародеем, так разве не повернул бы их? Сказал бы такое тайное слово! Я задумываюсь над ним, а вокруг меня начинает кружиться видение сказки, ее неразгаданные дороги, дремучие древние леса и те гуси-лебедята, что на своих крыльях выносят из беды мальчишку малого.
Сказка вкладывает в мои уста то слово, к которому прислушиваются земля и вода, птица в небе и само небо…
А в это время надо мной творится чудо: кто-то невидимым смычком провел по синему поднебесью, по белым облакам, и они зазвенели, как скрипка. Я тянусь вверх и сам себе не верю: от заречья над нашим домом снова пролетают лебеди!
Они послушались моего слова — облетели вокруг села и вернулись ко мне, или это новый ключ?…
А вещая скрипка и серебряный отголосок звучат, соединяются над моим детством, поднимают на крылья мою душу и забирают ее в неразгаданную даль. И хорошо, и странно, и радостно становится мне, малому, в этом мире…
«Так-так-так», — притирается к моей ноге старая, с перебитым крылом утка. Она чем-то обеспокоена, выворачивает подвижную шею и то одним, то другим глазом приглядывается к небу и взмахивает единственным крылом. Ей что-то очень важное хочется сказать мне, но она больше не знает слов и снова повторяет: «Так-так-так».
За высокой стройной колокольней, тоже рвущейся вверх, где-то под белыми облаками исчезают лебеди, но звон их крыльев еще отзывается во мне, а может, это уже отзываются разбуженные колокола на колокольне?
— Вот и принесли нам лебеди на крыльях жизнь, — говорит небу и земле мой дед Демьян; в его руке весело поблескивает струг, которым он недавно выстругивал спицы.
