Отсылая к образам русской классики, можно сказать, что Украина всегда заключала в себе и «Остапа» (условно говоря, восточный вектор), и «Андрия» (вектор западный). Выбор России всегда был выбором «Остапа», выбор Европы — выбором «Андрия». Каждая из сторон, делая его, готова была сходиться — и сходилась! — в схватке не на жизнь, а на смерть. Но «Андрию» (а выбор Майдана — это именно выбор «Андрия»), чтобы идти на Запад, вовсе не требовалось и не требуется посредничество России. Особенно России нынешней, ослабленной и униженной, с которой и сам-то Запад сегодня говорит тоном столь пренебрежительным, каким не говорит больше ни с одним из постсоветских государств. Не говорит даже с Лукашенко — там другое, там ненависть к сильному и упрямому противнику. А потому держаться и теперь пророссийской ориентации можно лишь по остаточному чувству какой-то всё ещё не до конца разорванной «смертной связи» с ней. Этого не понимало позднесоветское руководство, готовое пинать верных и ласкать неверных, не понимает и нынешний Кремль (опыт с поддержкой Воронина говорит сам за себя). Лёгкость же, с какой внезапно «порыжевшие» патриоты из конъюнктурных соображений предали юго-восток, свидетельствует, что и они не поняли главного: того, что Россия на Украине всегда, особенно на крутых поворотах истории, могла опираться только на «Остапа» и никогда — на «Андрия». Не поняли и того, что означало присутствие, среди прочих реликвий, золотого нательного крестика Мазепы на церемонии инаугурации Ющенко, о чем сообщали СМИ.
Между тем эпоха «Полтавы», равно как и имена Мазепы и Кочубея, Искры и Орлика образуют до сих пор источающий жар смысловой центр всей драмы. Это уж совсем китайская грамота для большей части нынешней России, где всё теперь «чисто конкретно» (во многом, увы, так же обстоит дело и на самом духовно отяжелевшем украинском «Востоке»). Зато это прекрасно помнят и умеют превращать энергию своей памяти в энергию политическую «западенцы». Объективно говоря, проделанную ими идеологическую и пропагандистскую работу можно оценить на «отлично». И в то время как в России, вероятно, лишь единицы ещё помнят, кто такой был Кочубей и в чём суть трагедии трёхвековой давности, на Украине едва ли не в любом книжном магазине можно увидеть целые полки книг, посвящённых Мазепе и буквально ломающих всё привычное восприятие этого образа, сформированное в том числе и пушкинской «Полтавой» (но кто её теперь читает, «Полтаву»?).
В векторе «европейского выбора» это имя-символ, сквозь века пронесённое с одним сосредоточенным устремлением: