Деревья стояли голые, лишь на тополях и вербах запушились почки, свесились сережки; на бурую прошлогоднюю листву наступало половодье, журча ручьями меж стволов. На остановке у моста через Чир я увидел в пойме полосатую широкую щучью спину с красными растопыренными перьями плавника. Щука нерестилась на мелководье и была так соблазнительно близка, что хотелось схватить её руками…
Автобус покатил дальше, и пассажиры сидели, освеженные короткой прогулкой, растревоженные весенним пробуждением природы и близостью к ней. Я разговорился, казачка поддакивала, улыбалась, косила на меня лукавые карие глаза. Я вспоминал Вешки своей юной поры, молодого светло-русого Шолохова в сетчатой майке, парусиновых брюках и тапочках на босу ногу, каким видел его жарким летом тридцать восьмого года, вспоминал вешенский песчаный пляж, затопленные деревья в Прорве, тихую лунную ночь, катание на лодке. Настолько всё ясно, в мельчайших подробностях хранила память, что я слышал и всплеск воды под веслами и ощущал на зубах пляжный песок. Я словно ехал на свидание с любимой девушкой после долгой разлуки.
Пожалуй, и за всю жизнь немного наберется мест, о которых вспоминаешь с душевным трепетом, как об очень дорогом и неповторимом. Там ты словно оставил часть самого себя, и твое второе «я» как бы уже вне времени и вне тебя живет в тех краях, среди тех постоянных, «законсервированных» людей, той природы, тех настроений. И еще бывает, что встреча с интересным человеком неожиданно возвысит в твоих глазах даже захудалое место, а иное райское покажется чужим, неприютным, если не найдешь там ничего для души.
Я говорил и говорил, все про Шолохова, но видел: казачку привлекало в моём рассказе и нечто другое. Она вдруг засмеялась:
— А ведь это мы с вами катались на каюке по Прорве ночью. Помните?
«Боже мой, „Лушка“!» — вздрогнул я, вглядываясь в молодую женщину и признавая в ней ту юную бойкую казачку, с которой у меня что-то завязывалось, да оборвалось. Пожалуй, она мало изменилась, разве только пополнела и стала миловиднее.
Приехали в Базки поздно вечером и узнали, что пойменный лес, по которому надо добираться до парома, заливает вода. Расстояние всего три километра, но шофер опасался застрять: ночь была темная, безлунная. Пассажиры разошлись кто по своим домам, кто по знакомым, а нам с казачкой пришлось искать ночлег, что, однако, не затруднительно при той гостеприимности, какой отличались здешние люди. Хозяйка была рада случайным городским гостям, пригласила вечерять и, приняв нас за мужа и жену, стала стелить в горнице на широкой деревянной кровати. Мы неловко замолчали, покраснели и в один голос заявили, что вовсе не муж и жена.