Божество было рядом, буквы меняли очертания, изменяли смысл, значение становилось текучим, как воды Кедрона, в каждом из знаков были заключены все мыслимые божеством смыслы. Но это длилось мгновение, мгновение, равносильное вечности. В каждом было всё всех, прошлое, настоящее, будущее. Всё во всём. Для человека — ничто, бездна, немота беспросветной тьмы. Для божества азбука, изначальный, предвечный лепет…
Душе со скуки нестерпимо гадко, а говорят, на рубежах бои, — я человек больной, я злой человек, непривлекательный я человек, я думаю, что у меня болит печень, — о, не уметь сломить лета свои, о, не хотеть прожить их без остатка… Чтоб миру провалиться, а мне чтоб чай пить.
Набережные петровская, дворцовая, кутузовская, Робеспьера, адмиралтейская, летний сад, михайловский замок, соляной городок, пестеля, рылеева, литейный, лиговский, унтер ден линден, под липами, тополями, каштанами, акацией и сиренью. Здания, парапеты, мосты лейтенанта шмидта, дворцовый, кировский, литейный. Пушкин, Павловск. Сады Екатерининский, Александровский, Баболовский, Павловский. Ропша, Гатчина. Дворцы, екатерининский, александровский, в Гатчине, в Павловске, бал сорокалетней давности, девушки в цвету. Невка, Карповка, Петроградская сторона, проспект Кировский, остров Крестовский, Острова, я возвращаю ваш портрет, я о любви вас не молю, ах, эти чёрные глаза меня пленили… Дворцовая, Гороховая, Сенная, проспект Средний, остров Васильевский, линии… Некая Арманд, незнакомка, такси, проспект, ставший недостижимым Пушкин, белая ночь, которой была обещана свадьба. Обманувшаяся в своих ожиданиях. Не состоялась. Смерть перехватила свадебный кортеж и внесла свои поправки. Гоцци, Мериме, любовь к трём апельсинам и хроника времён Карла IX. Я думал, что всё бессмертно, и пел песни. Теперь я знаю, что всё кончится, и песня умолкла.
Вечер с господином Тэстом, вечерок с Иммануилом Кантом. В пределах только разума. Профессор не понимал. Подали десерт… синенький скромный платочек падал с опущенных плеч. Я помню всё, я всё запоминаю, любовно-кротко в сердце берегу. Много выпивки, много солнца, вечное лето, воспоминания, запахи, места… Дрожащий, трепетный, — полный через край, — мир, не разобрать, марево, невесомая незрячесть, слепота счастья… Я пью за разорённый дом, за злую жизнь мою… Ощущение времени, шум времени, вечный Синдбад, роман, как дар.
«Сталин, он во всём виноват, он мешает. Если б не он, я был бы Гегелем».
Жизнь заканчивается оголтелым пьянством, без продыха, без перекура, без сожаления. Нелюбимой, во всём чужой, женщиной, с которой рядом, бок о бок, дни, годы, провальными, нескончаемыми ночами, — уж лучше при вокзале, в зале ожидания, в вытрезвителе, да не всегда везёт, — без привязки, привязанности, бессвязно. Вечное похмелье, без мира, без войны, без перемирия.